Волк пригнулся и зарычал. Я почувствовал, как из его тела выливается стремительный поток энергии. Мозг его не был мозгом зверя.
Вокруг нас стал растворяться золотистый туман. Подкрадывалась серая пустота.
— Ганелон, — сказала Медея, — Ганелон! Помоги мне!
Пелена упала с моего мозга. Бесформенная тень начала заполнять его. Я почувствовал, как она заполняет все мое существо, обдавая мозг черными волнами.
— У него есть власть, — прошептала Эдейри. — Он посвящен Ллуру. Пусть он вызовет его.
— Ллур? Нет. Нет. Я не смею.
Но лицо Медеи было вопросительно повернуто ко мне. У моих ног волк зарычал и весь напрягся, как будто пытаясь грубой физической силой открыть Врата между мирами.
Теперь я уже весь был погружен в черное море. Мысль моя полетела вперед и натолкнулась на пространство темного ужаса, бесконечного, необъятного, и затем… прикоснулась к чему-то…
Ллур… Ллур!
— Врата открываются, — сказала Эдейри.
Серой пустоты больше не было. Золотистые облака потускнели и исчезли. Вокруг меня, высоко-высоко к потолку, поднимались белые колонны. Мы стояли на небольшом возвышении, на помосте, с нарисованным на нем странным узором. Злая волна, прокатившись по мне, исчезла.
Страдая от ужаса и жалости к самому себе, я упал на колени, прикрывая рукой глаза.
Я вызвал… Ллура.
3. Темные миры
…Я проснулся с болью в каждом мускуле своего тела и лежал неподвижно, глядя на низкий потолок. Воспоминания нахлынули на меня. Я повернул голову и увидел, что лежу на мягкой кровати с горой подушек, в простой меблированной комнате. В конце ее, в нише, было окно. Из него в комнату проникал свет, но за ним я видел лишь туманные отблески.
Рядом со мной на трехногом стуле сидела Эдейри.
Даже сейчас я не видел ее лица — тень, отбрасываемая капюшоном, была слишком глубока. Я почувствовал на себе ее проницательный, настороженный взгляд и запах чего-то незнакомого, холодного и смертельно опасного. Плащ был плотный, грубый, уродливого серого цвета и создававший безжизненное впечатление.
Приглядевшись, я понял, что это создание было не более четырех футов высоты. И вновь я услышал нежный детский голос, по которому невозможно было определить ее пол.
— Не хотите ли есть, лорд Ганелон? Или пить?
Я откинул шелковое покрывало и сел на постели. На мне была одета тонкая мягкая серебристая туника и брюки из того же материала. Эдейри, по-видимому, не шевельнулась, но внезапно портьеры раздвинулись, и в комнату бесшумно вошел человек с накрытым подносом.
Вид его как-то успокаивал. Это был высокий человек, сильный и мускулистый, из-под его шлема с плюмажем, как у этруссков, на меня смотрело мужественное загорелое лицо. Я думал так до тех пор, пока не встретился с ним глазами. Потому что в двух красивых голубых озерах утонул страх. И это был странный страх, очень знакомый, хотя он и притаился глубоко-глубоко в его взгляде.
Он молча обслужил меня и молча удалился.
Эдейри кивнула в сторону подноса.
— Ешь и пей. Ты станешь сильнее, лорд Ганелон.
На подносе было мясо, немного странный хлеб и стакан бесцветной жидкости, судя по вкусу — не воды. Я сделал глоток побольше и поставил кубок на место, потом посмотрел на Эдейри.
— Значит, я все-таки не сумасшедший, — сказал я.
— Нет. Душа твоя блуждала. Сам ты был в ссылке — но теперь ты опять дома.
— В Кэр Ллуре? — спросил я, сам не зная почему.
Эдейри шевельнула своим плащом.
— Нет. Ты ведь должен помнить.
— Я ничего не помню. Кто ты? Что со мной произошло?
— Ты знаешь, что твое имя Ганелон?
— Меня зовут Эдвард Бонд.
— И все же, у Огня Нужды, ты почти все вспомнил, — сказала Эдейри. — Это потребует времени. А опасность существует всегда. Кто я? Я — Эдейри, я служу Совету.
— И ты…
— Женщина, — ответила она тем же детским нежным голосом, в котором сейчас звучал смех. — Очень старая женщина, самая старая в Совете, который сократился от первоначальных тринадцати. В нем, конечно, Медея, лорд Матолч…
Тут я вспомнил волка…
— …Гаст Райми, который имеет силы больше, чем у каждого из нас, но который слишком стар, чтобы ею пользоваться. И ты, лорд Ганелон, или Эдвард Бонд, как ты себя называешь. Нас осталось всего пятеро. Когда-то нас были сотни. Но даже я не помню этого времени, хотя Гаст Райми все вспомнит, если захочет.
Я обхватил голову руками.
— Великие небеса, я ничего не понимаю, твои слова для меня — пустой звук. Я даже не знаю, где нахожусь!