— Он только что приехал, — сказала Эмилия, — недели три назад.
— Три дня, — уточнил Чарльз.
Однако его измерение времени не зависело от календаря. Он измерял время, сообразуясь со значительностью событий, и понятие «день» не служило для него стандартом. Когда он был болен или когда шел дождь, время для него тянулось медленно, когда же он совершал веселые прогулки в Океанском Парке или играл на заднем дворе, время бежало гораздо быстрее.
— Это было три недели назад, — сказала Беатрис.
— Откуда он приехал? — спросила Джейн. Снова обмен взглядами.
— Не знаю, — осторожно ответила Беатрис.
— Он пришел из большого дупла, — сказал Чарльз. — Оно такое круглое и сверкает, как рождественская елка.
— Не ври, — сказала Эмилия. — Разве ты сам это видел, Чарльз?
— Нет. Только что-то подобное.
— И они не заметили? Джейн имела в виду взрослых.
— Нет, — ответила Беатрис.
Все дети посмотрели в сторону дома, думая о непостижимости поведения взрослых.
— Они ведут себя так, как будто он всегда был здесь. Даже бабушка. Тетя Бетти сказала, что он пришел раньше, чем я, но я-то знаю, что это неправда.
— Три недели, — поправил себя Чарльз.
— Они все болеют из-за него, — сказала Эмилия. — Тетя Бетти все время пьет аспирин.
Джейн размышляла. Дядя трех недель от роду? Здесь было над чем подумать. Возможно, взрослые всего лишь притворялись, как они иногда это делали, руководствуясь своими непонятными взрослыми мотивами. Но почему-то такое предположение не казалось убедительным. Дети не любят думать над такими вещами подолгу.
Теперь, когда лед растаял и Джейн не была уже чужой, Чарльз пришел в большое волнение.
— Скажи ей, Би! Настоящую тайну, ты же знаешь. Можно мне показать ей Дорогу из Желтых Камней? Пожалуйста, Би! А?
Снова установилось молчание. Чарльз слишком много выболтал. Джейн, конечно, знала Дорогу из Желтых Камней, она вела из Страны Оз через Мертвую Пустыню прямо к Изумрудному Городу.
Продолжительное молчание нарушила Эмилия:
— Мы должны ей сказать. Только она может напугаться. Там так темно…
— Это ты трусиха, — поддразнил ее Бобби. — В первый раз ты заплакала.
— И вовсе нет. Все равно она должна знать.
— В последний раз я протянул руку и коснулся короны, — сказал Чарльз.
— Это не корона, — сказала Эмилия. — Это ОН, Руггедо. Джейн подумала о дяде, который не был настоящим дядей, и вообще был ненастоящим.
— ОН — Руггедо? — спросила она. Дети поняли.
— О нет, — сказал Чарльз. — Руггедо живет в погребе. Мы даем ему мясо. Красное и мокрое. Оно ему нравится. Он жрет!
Беатрис смотрела на Джейн. Она кивнула в сторону домика, маленькой сторожки с хитроумным замком. Потом она умело перевела разговор на другую тему. Началась игра в ковбоев и индейцев, и Бобби, с ужасными воплями, помчался вокруг дома.
В хижине приятно пахло акацией, запах которой сочился сквозь щели. Беатрис и Джейн, тесно прижавшись друг к другу, слушали затихающие вдали индейские кличи. Беатрис выглядела на удивление взрослой.
— Я рада, что ты приехала, Джейн, — сказала она. — Малыши не понимают, как это ужасно.
— Кто он?
Беатрис содрогнулась.
— Не знаю. Думаю, он живет в погребе. Она колебалась.
— Но до него вполне можно добраться и через чердак. Я бы просто жутко боялась, если бы малыши не были такими… Они как будто вообще не придают этому значения.
— Но, Би, кто ОН?
Беатрис повернула голову и посмотрела на Джейн. Было ясно, что она не может или не хочет сказать. Был какой-то барьер, но поскольку это было важно, она попыталась. Она назвала Неправильного Дядю.
— Я думаю, Руггедо и он — одно и то же. Чарльз и Бобби так говорят, а они знают лучше, чем я. Они младше. Трудно объяснить, но, в общем, это нечто вроде скудлеров. Помнишь?
Скудлеры. Раса неприятных существ, живущих в пещере, на пути к стране Оз. Они обладали способностями отделять головы от туловища и кидаться ими в прохожих. Через мгновение подобное сравнение сделалось очевидным.
Скудлеры могли существовать при том, что голова их находилась в одном месте, а туловище в другом. Но обе части принадлежали одному и тому же скудлеру.
Конечно, дядя-фантом имел и голову, и тело. Но Джейн могла смутно понять возможность двойственности его натуры — одна из них уверенно двигалась по дому, являясь источником странной злобы, а другая, безымянная, гнездилась в погребе и ждала красного мяса.
— Чарльз знает об этом больше остальных, — сказала Беатрис. — Это он обнаружил, что мы должны кормить Руггедо. Мы испробовали и другую пищу, но оказалось, что необходимо именно сырое мясо. А если мы прекратим, должно произойти что-то ужасное. Мы, дети, это понимаем.
Замечательно было то, что Джейн не спрашивала почему. Дети понимали подобное проявление телепатии как само собой разумеющееся.
— Они не знают, — сказала Беатрис. — Мы не можем им сказать.
— Не можем, — согласилась Джейн.
Две девочки посмотрели друг на друга, беспомощные перед лицом известной проблемы не достигших зрелости существ — той проблемы, что мир взрослых слишком сложен, чтобы можно было его понять, из-за чего детям приходится быть осторожными.
Взрослые всегда правы. Они — раса чужих.
К счастью для детей, они выступали перед лицом врага сплоченной группой. Случись это с одним ребенком, он мог впасть в дикую истерику. Но Чарльзу, которому принадлежала честь открытия, было только шесть лет. Он был еще мал, обычный процесс перехода в психически неустойчивое состояние был для него невозможен.
— И они болеют с тех пор, как он появился, — сказала Беатрис.
Джейн это уже заметила. Волк может спрятаться среди стада овец незамеченным, но овцы будут нервничать, хоть и не понимая, в чем источник этой нервозности.
Дело тут было в настроении. Даже он поддался этому настроению, чувству тревоги, ожидания, ощущению того, что что-то не так, хотя и не понятно, что именно. Но для него это был только камуфляж. Джейн считала, что он не хотел привлекать внимание отличием от избранного им эталона, заключенного в человекообразную оболочку.
Джейн приняла версию. Дядя был… пустым. Того, кто сидел в погребе, звали Руггедо, и его следовало регулярно кормить сырым мясом, что бы ни случилось Нечто…
Переодетый, взявшийся неизвестно откуда, он обладал властью. Очевидные доказательства его власти принимались безоговорочно.
Дети — реалисты. Им не казалось невероятным, что среди них появился странный и голодный нечеловек — ведь он был!
Он пришел откуда-то. Из времени, из пространства или из некоего укрытия. Он никогда не обладал человеческими чувствами — дети легко распознают подобные вещи. Он очень ловко притворялся, будто он человек, и разум взрослых создал искусственное воспоминание о его прежнем существовании. Взрослые думали, будто помнят его. Взрослые распознают мираж, ребенок обманывается. Но мираж, интеллектуальный, обманет взрослого, а не ребенка.
Власть Руггедо не могла распространяться на их разум, ибо, с точки зрения взрослого, они не были ни достаточно зрелыми, ни достаточно нормальными. Беатрис, самая старшая, боялась. У нее начало развиваться воображение.
Маленький Чарли испытывал состояние, близкое к восторгу. Бобби, самый младший, начал уже утомляться.
Возможно, позже Би могла смутно припомнить, как выглядел Руггедо, но остальные не помнили ничего. Ибо они шли по очень странной дороге и, возможно, каким-то образом менялись на то время, что были с ним. Он принимал или отвергал еду, и это было все. Наверху тело скудлера притворялось человеческим, в то время как голова его лежала в маленьком ужасном гнезде, сделанном из свернутого пространства, так что он был невидим и недостижим для любого, кто не знал, как отыскать Дорогу из Желтых Камней.
Кем же он был? Не прибегая к стандартным сравнениям — а в этом мире их нет — сущность его определить нельзя. Дети думали о нем как о Руггедо. Но он не был толстым, комичным, вечно странствующим королем Гномов.