Сэм был в своей башне один. Уже много месяцев он управлял аппаратурой в одиночестве. Кое-что можно было наладить, но главное зависело только от него самого. Задача будет нелегкой.
С моря пришло очередное послание:
— Приземляйте свои самолеты, колония Плимут! Вы не выдержите атомного нападения!
В сознании всех слушателей в башнях возник один и тот же образ: черный пластиковый шар, символизирующий погибшую Землю. Атомная война на Венере?! Ведь атомная энергия так легко выходит из-под контроля!
На экране виднелись джунгли. Самолеты Сэма обыскивали поверхность Венеры в поисках убийц, назвавших себя "правительством Венеры".
— Это ультиматум. Вам дается сорок восемь часов. После этого одна из башен будет уничтожена.
Атомная бомба?!
Это был старый, ужасающий кошмар, постигший расу семьсот лет назад.
Сорок восемь часов?
Время снова вернулось в башни.
Два самолета, подлетевшие слишком близко, были сбиты. Взрыва не последовало. Но угроза, заключенная в атомной боеголовке, приближалась.
Сэм сказал:
— Мы отзываем своих людей, занятых расширением колонии. — Его усталое напряженное лицо исчезло с экрана, сменившись изображением обширного расчищенного пространства на морском берегу со знакомой стеной джунглей на заднем плане. Виднелось несколько строений, незаконченных строителями.
— Мятежники еще не найдены, наши самолеты продолжают поиск…
На экране появились синие джунгли, видимые сверху.
— Сорок семь часов. У вас сорок семь часов. Колония Плимут, посадите свои самолеты.
Время…
— У вас сорок шесть часов…
Страх охватил башни. Толпы заполняли все Пути, собирались на перекрестках, где стояли большие общественные экраны. Захария Харкер сказал Кедре:
— Политика похожа на организм. Пути — кровеносная система. Когда собираются слишком большие толпы, возникает опасность… как это?.. Невризмы…
Он взял ее за руку.
— Не волнуйся, моя дорогая. Что-нибудь придумаем. У нас еще сорок пять часов.
И Господь сказал…
"Идите в землю, которую дал я Аврааму…
в землю, текущую молоком и медом…
И сыны Израиля прошли по дну моря, как по сухой земле,
и вода стеной стояла справа и слева от них.
Семьсот лет назад происходил последний исход человеческой расы. Сегодня он начался вновь. Перемещение огромных масс было слишком сложным, чтобы мог руководить один человек, и впоследствии люди, оглядываясь назад, могли вспомнить лишь страшное смятение, истерию, близкую к панике, слепой протест против судьбы и в то же время сосредоточенное движение, подчиненное общему замыслу. Люди башен научились послушанию. Теперь они делали то, что им приказывали, неохотно, испуганно, но подчиняясь приказам тех, кто приказывал достаточно властно.
Кедра в последний раз осмотрела свою прекрасную комнату. Взгляд ее был долгим и спокойным, как сама комната.
— Мы не вернемся, — сказала она. Захария Харкер, ожидавший ее у выхода, спросил:
— Почему?
— Вы знаете, что мы не вернемся. И это хорошо. Я ненавижу Сэма Рида. Он всегда заставлял меня глядеть в лицо неприятной правде.
— Интересно, сможем ли мы доказать, что он лжет? Кедра покачала головой:
— Сейчас это уже не имеет значения. Мы знаем методы Сэма.
— Вы готовы, дорогая? Лифт ждет.
— Да, — она вздохнула, поворачиваясь к двери. — Я не верю, что отправляюсь на смерть. Я отстою свое существование.
Он засмеялся.
— Я испытываю то же самое. Человечество снова выходит из моря на сушу, но даже Сэм Рид не может заставить нас полюбить этот переход.
— Он пожалеет об этом. — Она заколола плащ у горла и пересекла комнату, ступая по мягко пружинящему полу, по которому никогда не пройдет больше, разве что из любопытства — лет через сто.
Захария поглядел ей в лицо и ничего не сказал.
— Я знал, что вы что-то задумали, когда позволили уйти этим мятежникам, — сказал Хейл. — Не в вашем характере отпускать кого-либо просто так, если вы можете его использовать.
Сэм взглянул на него из-под сдвинутых бровей.
— Вы хотели колонизировать поверхность, теперь она колонизирована, — сказал он.
— Подводные лодки без экипажей, самолеты с автопилотами, управляемые на расстоянии, — и все это заготовлено заранее, — сказал Хейл и покачал головой. — Ну что ж, вам это удалось.
— Через двенадцать лет, — спокойно ответил Сэм, — они хорошо акклиматизируются… Еще через двенадцать им здесь так понравится, что невозможно будет их выгнать.
Хейл с минуту смотрел на Сэма своим пристальным взглядом, который уже так много видел на Венере. Наконец он заговорил:
— Помните, что случилось с Моисеем, Сэм Рид? — спросил он негромко и, как классический протогонист, не дожидаясь ответа, повернулся и вышел.
Толстые стены дрожали от грохота бомбардировки. Перо в руках Сэма вздрогнуло. Ритмично качнулись стол и кресло, в котором он сидел.
Сэм нахмурился. Шел третий день бомбардировки, и он старался отключиться от всех внешних раздражителей.
Молодая женщина в строгом коричневом костюме наклонилась вперед, глядя, как он пишет. От этого движения черные короткие волосы прямыми прядями упали по обе стороны лица. Она взяла лист, как только перо остановилось, и пошла с ним по дрожавшему полу к собственному столу. Она включила телевизор и произнесла в передатчик несколько слов ясным чистым голосом.
— Хорошо, — устало сказал Сэм, когда она кончила. — Хорошо, Сигма, пошлите теперь ко мне Захарию.
Она встала, двигаясь с совершенной грацией, и быстро пошла к двери. Дверь вела не в соседнюю комнату, а в небольшое контрольное помещение, освещенное лучами, которые должны были обнаружить у входящего оружие. Сэм не хотел никаких неожиданностей. Впрочем, сейчас это не имело особого значения. По сигналу Сигмы появились два охранника с пленными и остановились, подвергаясь действию проверочных лучей. За ними вошли еще два охранника.
— Захария, — усталым голосом сказал Сэм, — я хочу, чтобы вы отозвали своих людей.
Захария не без симпатии взглянул на него, стараясь, как он часто это делал, найти сходство с Харкерами, чья кровь текла в них обоих.
— Почему я должен это сделать, Сэм? — спросил он.
— Вы сейчас не в таком положении, чтобы задавать вопросы. Я вас расстреляю, если до полудня атака не прекратится. Идите сюда, можете использовать мой передатчик.
— Нет, Сэм. Вам конец. На этот раз вы проиграли.
— Раньше я всегда выигрывал. Выиграю и на этот раз.
— Нет, — сказал Захария и остановился, чтобы подсчитать, сколько раз выигрывал Сэм — легко, презрительно, из-за своей неуязвимости.
— Мы не повстанцы, — спокойно сказал Захария. — Мы готовили это нападение с того самого дня, как вы вырвали у нас кориум угрозой применения бомб. Помните, Сэм? Вы не делали ошибок в стратегии, но вам следовало бы проверить, какое оборудование мы увозим с собой из башен. Сейчас мы его используем…
— Вы кое-что забыли, — голова Сэма болела от непрерывной вибрации. Это затрудняло разговор. — Вы забыли о себе. Под угрозой расстрела вы предпочитаете прекратить нападение, не так ли?
— Вам этого не понять.
Сэм нетерпеливо покачал головой.
— Вы бы напали на меня двадцать лет назад, если бы были так сильны. Вам не удастся меня одурачить, Харкер.
— Мы нуждались в вас тогда. Вы жили с нашего молчаливого согласия, Сэм. Теперь оно кончилось. Бомбардировка — это не только пушки. Это… взрыв человеческих эмоций, которые вы так долго угнетали.