Нете замерла перед величественной фигурой Богини. Затем она непроизвольно подалась назад. Клей засмеялась, и Нете услышала ее: голова ее чуть-чуть повернулась, и по маске побежали золотые огоньки из отверстий сережек. Она снова прошипела что-то Богине, затем резко повернулась к троице, стоящей на ступеньках лестницы. Она бросила убийственный взгляд своих змеиных глаз на Клей. У девушки перехватило дыхание, и она прижалась к Сойеру. На губах Нете появилась зловещая улыбка. Огромные светящиеся глаза нашли Альпера, застывшего перед Богиней.
— Тобой я займусь потом, — быстро сказала она. — Но предупреждаю, когда тебя начнут спрашивать, ни слова об Огненной Птице. Помни это, или мы все погибли. Ты слышишь меня, Альпер?
Тот тупо мотнул тяжелой головой.
Нете повернулась и пошла к Богине, а охранники бросились вверх по лестнице к людям. Странные нечеловеческие лица не смотрели на них, но их железные руки схватили Сойера и потащили его вниз. Альпер вдруг очнулся и начал сопротивляться, хотя это было заведомо бесполезно. Клей почти лишилась чувств, когда холодные руки схватили ее. Их быстро стащили вниз, на площадь.
Солнце уже почти скрылось за горизонтом, когда Изверы повели пленников по извилистым улицам к стройным башням Замка. Быстро темнело, и на улицах один за другим стали зажигаться фонари. Улицы были узкие, и пленникам пришлось идти по одному. Сойер уже не мог больше разговаривать с Клей. Девушка отбросила капюшон назад и рассматривала улицы и дома, стараясь припомнить город.
Сойер шел, как во сне. Он слышал обрывки разговоров на неизвестном языке, видел странные дома и странные тени в освещенных окнах домов. И все это был реальный мир, а не плод его воображения.
Из некоторых окон, освещенных синими или ярко-золотыми источниками света, неслась странная музыка, исполняемая на инструментах, которых Сойер никогда не слышал в свою бытность на Земле. Знакомый запах дыма смешивался с неизвестными запахами кухни. Маленькие мальчики доставали что-то из плетеных конусообразных корзин и с криками швыряли в толпу. Они делали свой собственный бизнес, хотя Сойер не мог понять, в чем он заключается.
Но в основном на улицах было тихо, и встречающиеся Хомы безмолвно исчезали при виде процессии Изверов, которые вели своих пленников. Сойер не раз встречался глазами со спокойными взглядами людей. Было ясно, что они сочувствуют пленникам, но не испытывают никакого желания оказаться на их месте. Однажды из окна вылетел какой-то фрукт, мягкий, полугнилой. Он попал прямо в голову Извера, шагавшего впереди Сойера. Тот быстро поднял голову, зорким взглядом нашел окно и продолжал идти дальше. Сойер почувствовал холодок между лопатками.
Когда они дошли до улицы, в конце которой возвышался Замок, сильнейшие раскаты грома потрясли весь город, и струи косого дождя, окрашенные в алый цвет лучами заходящего солнца, забарабанили по крышам домов. Окна и двери всех домов поспешно захлопывались, матери звали своих детей. Пленники дошли до ворот Замка по совершенно пустой улице, заливаемой кроваво-красным дождем.
Ворота, причудливые по архитектуре и отделке, были сделаны изо льда или из стекла. Обычно бесцветные, сейчас они приобретали под лучами заходящего солнца зловещую окраску. Медная сеть, свисающая складками, закрывала ворота.
Отряд остановился. Извер, шедший впереди, вытянул тонкие губы и издал звук, похожий на звук флейты, чистый и мягкий. Потом они долго стояли под дождем и ждали.
Как только медный занавес затрепетал, в аллее снова послышался шум. Из-за дождя Сойер не мог разглядеть, что там происходит. Но вот появилась целая вереница повозок. Ржанье лошадей, стук колес, крики людей — все перемешалось в сплошном гуле. Отраженное от стен домов эхо тысячекратно усиливало этот шум.
Сойер увидел, что повозки нагружены чем-то, что по запаху напоминало сырую нечесаную шерсть. Лошади, пятнистые, как леопарды, неслись вскачь по булыжной мостовой. На передней повозке сидел старый толстый человек в тунике и переднике. Он сидел, свесив ноги, подгоняя и без того несущуюся во весь опор лошадь. Его белые бакенбарды развевались на ветру. За ним на большой скорости неслись другие повозки. Ржали лошади, кричали люди, лаяли собаки, открывались окна домов, и из них высовывались любопытные.
И вот вся эта шумная процессия обрушилась на них. Лошади, фыркая и лягаясь, пробивались через колонну, ожидавшую у ворот Замка. Собаки путались под ногами и оглушительно лаяли, лошади ржали, и это ржанье походило на человеческие крики. Люди обрушивали на несчастных лошадей град ударов, побуждая их бежать быстрее и ржать громче.
Даже величественные Изверы были вынуждены уступить дорогу этой сумасшедшей процессии. Сойер почувствовал, как на его руке сомкнулись железные пальцы одного из Изверов, и он позволил увести себя к стене одного из домов. Теперь уже кричали и Изверы. Они выкрикивали высокими пронзительными голосами ругательства и приказания. С ужасающим грохотом одна из повозок перевернулась. Тюки мокрой шерсти покатились по земле.
И среди этого бедлама Сойер увидел взгляд Клей. На ее лице пылало возбуждение и надежда. Она буквально тянулась вперед, насколько ей позволяла рука охранника, вглядывалась в лица проезжавших мимо людей. Сойер видел надежду, забрезжившую на лице девушки, вспомнил несчастную Лизу Болконскую с ее немного короткой верхней губой, придававшей ей шарм, и рванулся из рук державшего его Извера.
Стараясь удержать его, Извер поскользнулся на мокрых камнях. Тогда Сойер перебросил его через бедро, и оба они покатились по земле — прямо под ноги того Извера, что держал Клей.
Это был именно тот шанс, которого она ждала. Извернувшись, она выскользнула из своего мехового пальто и одним прыжком подскочила к первой повозке.
— Клей! — старый толстяк наклонился и подхватил ее, она вмиг очутилась в повозке, которая с грохотом и лязгом, не снижая скорости, пронеслась мимо.
— Это ее дед, — догадался Сойер, когда вся процессия с торжествующими криками скрылась вдали.
Железная рука Извера легла на его плечо, не оставляя надежды на побег. Сойер выругался и поднялся на ноги. Шум повозок и крики людей уже затихли в глубине извилистых улиц города. Два Извера молча направились туда, где исчезли повозки. Несколько собак все еще бежали по улице, заливаясь истошным лаем, но остальные уже успокоились. Все происшедшее казалось сном.
За исключением одного, подумал Сойер. Пустое пальто с капюшоном все еще было в руках изумленного Извера, который несколько мгновений назад держал Клей. Сойер ощутил внезапную тоску в душе при виде этого пальто. Девушка исчезла, как будто она никогда и не существовала. Исчезла в этом городе, который был ее родиной и вместе с тем чужим и враждебным для нее местом.
Все это случилось практически мгновенно, занавес все еще лениво поднимался, раздвигаясь, в то время как шум повозок затихал вдали. За поблескивающей медной сеткой открылся широкий стеклянный коридор. Охранник толкнул Сойера вперед, под тяжелые складки медной сети. Сойер успел оглянуться назад и увидел пальто Клей, лежащее на мокрой земле с распростертыми рукавами, как бы в бесконечном отчаянии. Занавес закрылся и полностью отрезал Сойера от внешнего мира, с его звуками, надеждами, тревогами.
Альпер сидел на стеклянной скамье в пустой стеклянной камере и смотрел на Сойера. Тот сидел на полу в противоположном углу, обхватив колени руками. Он смотрел на Альпера.
— Ты дурак, — сказал Альпер.
Сойер не обратил внимания на его слова.
— Ты помог ей бежать, — продолжал Альпер. — С твоей стороны это была идиотская выходка. Теперь мы оба заплатим за это.
Сойер медленно обвел стены камеры, совершенно гладкие и чуть зеленоватые. Взгляду не на чем было остановиться, и он поневоле вернулся к Альперу. Где-то здесь была дверь. Они ведь вошли сюда через дверь, но когда она закрылась, абсолютно невозможно стало определить ее местонахождение.
Свет в комнате давал какой-то невидимый светильник под самым потолком.
— Мне тоже все это не нравится, — медленно проговорил Сойер. — Совсем не нравится. Мне кажется, что теперь мы оба в одной лодке.