— Пусть Фрейдис испытает меня, если тебе угодно, — сказал я с легким нажимом и был немедленно вознагражден: Ллорин явно заколебался.
— Очень хорошо, — проронил он после непродолжительного молчания, чувствуя на себе взгляды тысяч и тысяч глаз своих соплеменников. — Если я ошибся, то готов принести свои извинения, не сходя с места. Но если твои уста лживы, я убью тебя собственноручно или предприму все возможное, чтобы это сделать. Только еще одного человека я отправил бы в ад с большим удовольствием, но, к сожалению, оборотень все еще недосягаем для меня.
Окончив тираду, Ллорин притронулся рукой к пересекавшему щеку шраму. В то мгновение, когда он упомянул оборотня, серые глаза его засветились, загорелись неестественно и грозно. Мне и прежде приходилось наблюдать, как ослепляет людей ненависть, но никогда еще я не сталкивался с ненавистью, подобной той, которую испытывал Ллорин к лорду Матолчу.
Ну что ж, пусть он покончит с Матолчем, если сможет. Было другое, более нежное и гладкое горло, в которое я с наслаждением вонжу свои пальцы. Чары и колдовство не спасут ведьму в алом, когда Ганелон вернется в Кэр Сапнир и сломает хребет Совета, как хрупкую веточку.
Я словно провалился в бездонную мрачную бездну, волны ослепляющей разум ярости захлестнули меня с головой. Они смыли навсегда и унесли прочь Эдварда Бонда, но оказались бессильными перед хитроумным Ганелоном.
— Как решишь, так и будет, — вымолвил я. — Веди меня к Фрейдис.
Крепыш согласно кивнул круглой головою. Мы двинулись вдоль ущелья, окруженные попритихшей толпой. Ллорин сопровождал меня с левого бока, Арле — удивленная и встревоженная — с правого. Следом за нами шествовали рабыни, их кровоточащие ступни оставляли красные пятна на гальке и булыжниках. Чем глубже проникали мы в ущелье, тем выше и круче становились склоны нависающих над нами гор. Наконец, после очередного поворота, перед нами разверзлось черное отверстие входа в пещеру.
Мы остановились, расположившись ломаным полумесяцем неподалеку от входа. Наступила томительная тишина, прерываемая только шелестом листьев и дыханием сотен людей. Красный диск дневного светила навис над нашими головами. Из мрачной глубины пещеры раздался грубый, надтреснутый, властный голос.
— Я не сплю, — с трудом удалось разобрать мне. — В чем вы нуждаетесь на этот раз?
— Мать Фрейдис, — опередила всех Арле. — Нам удалось отбить у воинов Совета рабынь, отобранных для жертвоприношения. Они рядом с нами, но мы не в силах разбудить их.
— Направьте их ко мне!
Взгляд Ллорина, направленный на Арле, был далеко не дружеским. Он сделал шаг вперед.
— Мать Фрейдис! — позвал он.
— Я слышу тебя, Ллорин!
— Окажи нам милость, мы нуждаемся в твоей помощи. Мы привели с собою человека, называющего себя Эдвардом Бондом, но я уверен, что это Ганелон, вернувшийся оттуда, куда ты его заслала.
На этот раз голос из пещеры заставил себя ждать.
— Направьте и его ко мне, — разрешила в конце концов Фрейдис. — Но первыми, как я уже сказала, пусть пройдут в мою обитель рабыни.
Ллорин взмахнул рукой, и послушные его жесту лесные жители принялись подталкивать рабынь, направляя их ко входу в пещеру. Девушки не сопротивлялись. С потухшими, подернутыми поволокой глазами семенили они друг за другом, исчезая в черном отверстии входа.
Ллорин бросил в мою сторону косой взгляд и кивком головы указал на пещеру.
Я улыбнулся, стараясь сохранить на лице беззаботное выражение.
— Когда я выйду, мы вновь будем друзьями, как и прежде.
— Будущее в руках Фрейдис!
Я повернулся к Арле. Почему-то мне захотелось приласкать, успокоить эту глупенькую лесную фею.
— Все решит Фрейдис, но мне нечего бояться, Арле. Помни и верь мне, я не Ганелон.
Быть может в интонациях моего голоса не было той теплоты и нежности, с которыми обращался Эдвард Бонд к этой девушке. Ведь влюбленные не говорят, а воркуют, как голубки. Так или иначе, но во взгляде Арле я не прочел поддержки. Толпа лесных жителей наблюдала за нами, безмолвствуя. Мужчины держали наготове свое оружие.
Я весело рассмеялся и направился ко входу в пещеру.
Тьма преисподней поглотила меня.
Фрейдис
Может быть, кого-нибудь и удивит мое заявление, но я вошел в пещеру с ровно бьющимся сердцем, абсолютно уверенный в себе. Не успели мои глаза привыкнуть к темноте, как я увидел отблески костра на задымленных стенах. Я переступил через свою гордость во время разговора с лесными обитателями, презренными бунтовщиками, держась с ними как равный с равными, и при этом прикидывался неким Эдвардом Бондом. По этой же причине мне будет трудно говорить и с колдуньей вырождающегося племени. Может ли она представлять собою опасность лорду Ганелону? Смешно даже подумать, чтобы ее знания могли сравниться со знаниями члена Совета! Несомненно, она посвящена в тайные учения, а иначе каким образом удалось бы ей переправить лорда Ганелона в пределы параллельного мира, заменив посвященного Ллуру двойником-землянином. Но нет сомнений в том, что мне без труда удастся обмануть и ее, и всех тех, кто решится вступить в полемику с могучим лордом.
За первым же поворотом я увидел стоящую на коленях у огня старуху. Я ввел себя в заблуждение, решив, что пляшущие на стенах отблески порождены костром, — огонь горел в хрустальном блюдце, и сколько я ни всматривался, не увидел ни углей, ни головешек. Фрейдис была облачена в белые одеяния, седые волосы ее, сплетенные в толстые косы, тяжелыми жгутами ниспадали вдоль спины. Я остановился, чтобы свыкнуться с обстановкой, стараясь представить, как повел бы себя, что сказал бы в эту минуту Эдвард Бонд. Словно догадавшись о моем присутствии, Фрейдис поднялась на ноги.
Она была поразительно высокого роста. Лишь немногие из обитателей Темного Мира могли смотреть мне в лицо, не вскидывая при этом головы, и теперь к их числу я со спокойной совестью мог причислить хозяйку пещеры. Широкие плечи и длинные с гладкой кожей руки Фрейдис были налиты мужской силой, преклонный возраст жрицы совершенно не сказался на легкости ее движений. И только всмотревшись в ее выцветшие, но все еще голубые глаза, я осознал, что ее жизненный путь измеряется многими и многими десятилетиями, если не веками.
— Доброе утро, Ганелон, — приветствовала меня Фрейдис гортанным и безмятежным голосом.
Я вздрогнул. Она знает, кто я такой на самом деле, и при этом не испытывает ни малейших сомнений, словно способна читать мои мысли. Но я был уверен, или почти уверен, что ни один обитатель Темного Мира не обладает подобной способностью. На какое-то время я потерял дар речи, пока меня не выручила моя врожденная гордость.
— Добрый день, старуха, — ответил я. — Я явился в твою обитель, чтобы заявить: у тебя всего лишь один шанс выжить, но он осуществится лишь в том случае, если ты полностью подчинишься мне. Ты станешь моей помощницей в очень важном деле, деле чести!
— Присаживайся, член Совета, — улыбнулась мне в лицо жрица. — Мы уже мерились силами с тобою, и тогда ты был вынужден поменять один мир на другой. Или ты соскучился по Земле, лорд Ганелон?
— Ты не способна повторить свой фокус, — засмеялся я в свою очередь, — а если и способна, то не станешь предпринимать каких-либо враждебных действий, лишь только выслушаешь меня внимательно.
Пока я говорил, Фрейдис рассматривала меня пытливым взглядом своих выцветших голубых глаз.
— Ты возжелал чего-то очень сильно, до умопомрачения, — сказала она наконец задумчиво. — Одно то, что ты снизошел до общения с лесными жителями, что ты готов выдвинуть предо мною какие-то условия нашего союза, — вот доказательства моей правоты. Никогда не предполагала, что мне доведется столкнуться лицом к лицу с лордом Ганелоном, если при этом он не будет в цепях или же не будет охвачен бешеной, ослепляющей разум яростью, способной завести его куда угодно и к кому угодно. Ты нуждаешься в моей помощи, лорд Ганелон, и именно овладевшее тобою желание набросило на тебя цепи, сделало покорным и беспомощным.