— Сэм Рид, ты болван! — без всякого вступления заявила она. Египетское спокойствие исчезло с ее тонкого и презрительного лица. — Неужели вы в самом деле думали, что вам это удастся?
— Обязательно удастся, — заверил ее Сэм, как всегда уверенный в себе.
— Бедный глупец! Вы никогда раньше не имели дела с бессмертными. Наши планы действуют медленно, мы можем себе это позволить! Но вы, конечно, не думали, что Харкер позволит вам остаться в живых после того, что вы сделали? Он…
Голос за ней произнес:
— Позвольте мне говорить самому, Кедра, дорогая, — с экрана на Сема взглянуло гладкое, лишенное возраста лицо Захарии. Глаза его были задумчивы. — В чем-то я вам должен быть благодарен, Рид, — продолжал голос бессмертного. — Вы были умны. У вас оказалось больше ресурсов, чем я ожидал. Вы заставили меня поднапрячься, а это большое удовольствие. К тому же вы сделали уязвимым Хейла и весь его честолюбивый проект. За что я и хочу вас отблагодарить. Я люблю воздавать должное.
Сэм ощутил холодную дрожь. В глазах Харкера была такая отдаленность во времени и пространстве, как будто Сэма здесь вообще не было. Как будто Харкер смотрел на что-то безликое или на мертвеца.
И в этот момент глубочайшего прозрения, потрясшего все его существо, Сэм понял, что Харкер с самого начала знал, что Сэм обманет его в истории с Хейлом, перехитрит также и самого Хейла. Сэм был слабым звеном в крестовом походе Хейла, единственным слабым звеном, которое приведет к крушению всего проекта. До сих пор Сэм думал, что никто не заподозрит этого. Но Захария Харкер знал.
— Прощайте, Рид, — сказал ровный голос. — Кедра, дорогая…
На экране снова появилось лицо Кедры. Она по-прежнему сердилась, но гнев ее был поглощен другим чувством, когда ее глаза встретились с глазами Сэма Рида. Длинные ресницы полускрывали их, на ресницах виднелись слезы.
— Прощай, Сэм, — сказала она. — Прощай! — Взгляд ее голубых глаз устремился куда-то мимо него.
Сэму хватило времени, чтобы повернуться и заметить угрозу, но не хватило, чтобы ее остановить.
Розата тоже стояла рядом и смотрела на экран. И когда он повернулся, ее пальцы оторвались от струн арфы, неся ему забвение.
Он ощутил сладкий запах порошка, ударивший ему в нос. Тщетно пытаясь схватить ее и сломать ей шею, он вытянул руки. Но она увернулась от него, и вся комната закружилась и поплыла. И вот уже Розата стоит и смотрит на него откуда-то сверху, и в глазах ее блестят слезы.
Последнее, что он видел, — две женщины, глядевшие на него со слезами в глазах. Они любили его, должно быть, раз плакали, но они принесли ему гибель…
Он проснулся. Запах смертоносного порошка больше не ощущался. Было темно. Он почувствовал, что плечи упираются во что-то, и неуклюже встал. Чуть посветлело. Конец переулка, тупик, подумал он. Где-то в полутьме проходили люди. Его натруженные подошвы болели. Осмотрев себя, Сэм обнаружил, что он в лохмотьях и босой.
Он заковылял к выходу из тупика. Какой-то человек взглянул на него с любопытством и отвращением. Сэм схватил его за одежду.
— Колония, — прохрипел он. — Ее открыли? Прохожий отбросил его руку.
— Какая колония? — нетерпеливо переспросил он.
— Колония! Колония на поверхности!
— Ах это! — он рассмеялся. — Вы малость опоздали. — Очевидно, он решил, что Сэм пьян. — Ее открыли уже давно.
— Когда?
— Сорок лет назад.
— Сорок лет! — На него смотрело лишенное возраста лицо: красные брови, твердый подбородок и ни единой морщины на лбу.
Сэм вцепился в поручень торгового автомата у выхода из тупика. Колени у него подогнулись, и ему пришлось почти повиснуть на руках.
Он поймал свое отражение в запыленном стекле автомата и посмотрел в собственные глаза.
Часть вторая
И действительно будет время,
Когда желтый дымок заскользит по улицам
И будет тереться о стекла окон;
Будет время, будет время
Подготовиться к встрече тех, кого вы встретите;
Будет время убивать и созидать;
Будет время для всех работ
И для ответов на все вопросы.
Город двигался мимо него медленно опускающейся спиралью. Сэм Харкер тупо смотрел на него, не воспринимая отдельных деталей. Мозг его был слишком полон и в то же время слишком пуст. Он еще не мог думать как следует. И никаких воспоминаний не сохранилось у него между тем мгновением, когда он впервые увидел свое невозможно юное лицо, и настоящим моментом. Разбитыми ступнями он ощущал слабую вибрацию Пути, и город, медленно двигавшийся, открывавший одну улицу за другой по мере того, как спираль уходила дальше, — этот город был ему знаком. И не на чем было остановиться, сосредоточить несущийся вскачь разум.