К началу этого рассказа у него были три разные квартиры в разных башнях: одна исключительно дорогая, одна средняя и одна тщательно подобранная квартира в портовом районе, в самом темном углу башни Виргиния. Жители соответствовали этим квартирам. Сэм был своего рода эпикурейцем. Теперь он мог себе это позволить.
В дорогой квартире у него было три комнаты, куда никто не смел входить. В них находилась растущая библиотека и коллекция музыкальных записей, а также тщательно подобранный набор напитков и наркотиков. Об этом его коллеги по бизнесу не знали. Он приходил сюда под другим именем, и все соседи принимали его за богатого коммерсанта из отдаленной башни. Сэм Рид наиболее приблизился к той жизни, которую Сэм Харкер вел бы по праву…
Королева Воздуха и Тьмы
Начинает плакать и кричать:
"О юноша, о мой убийца,
Завтра ты должен умереть…"
В первый день ежегодного карнавала Сэм Рид сидел за маленьким столиком и разговаривал о любви и деньгах с девушкой в розовом бархате. Было, вероятно, около полудня, потому что тусклый свет пробивался сквозь мелкое море и заполнял огромный купол башни. Но все часы во время трехдневного карнавала останавливались, чтобы никто никуда не спешил.
У того, кто не привык с детства к поворачивающемуся кафе, движение города вокруг вызывало бы болезненное ощущение. Вся комната медленно поворачивалась под негромкую музыку внутри прозрачной круговой стены. Столы тоже поворачивались вокруг своей оси вместе со стульями. За мягкими облаками волос девушки Сэм мог видеть всю башню, распростершуюся под ними и проходящую в торжественном наряде под их наблюдательным пунктом.
Облачко цветного душистого дыма проплыло мимо них длинной воздушной лентой. Сэм ощутил на лице крошечные капли благоухающей жидкости. Он отогнал туман нетерпеливым движением руки и посмотрел на девушку.
— Ну? — сказал он.
Девушка улыбнулась и склонилась к узкой двурогой лире, украшенной цветными лентами. У девушки были нежные голубые глаза, затененные такими густыми и длинными ресницами, что глаза у нее иногда казались черными.
— У меня через минуту выступление, — сказала она. — Я отвечу вам позже.
— Отвечайте сейчас, — сказал Сэм не грубо, как он обычно разговаривал с женщинами, но категорично. Дорогая квартира в верхней части респектабельной башни пустовала, и Сэм считал, что девушка может стать там очередной жиличкой. И, возможно, постоянной. Что-то беспокоило его, когда он думал о Розате. Ему не нравилось то, что женщина может так глубоко затронуть его.
Розата улыбнулась ему. У нее был маленький рот и облако темных волос, коротко подстриженных и окружавших ее голову темной дымкой. Иногда на ее лице мелькала неожиданная улыбка, в глазах ее скрывался недюжинный интеллект. Ее голос приятной дрожью щекотал нервы.
Сэм побаивался ее. Но он не был бы Сэмом Ридом, если бы не устремился в эту западню. Он привык встречать опасность лицом к лицу, и если невозможно изгнать из мыслей это бархатное создание, то лучше попытаться пресытиться им. Он собирался сделать это как можно скорее.
Розата задумчиво тронула струны лиры. Она сказала:
— Я услышала сегодня утром кое-что интересное. Джим Шеффилд больше вас не любит. Это правда, Сэм?
Сэм бесстрастно сказал:
— Я задал вам вопрос.
— Я тоже.
— Хорошо. Это правда. Я оставлю вам в завещании годовой доход, если Джим доберется до меня первым. Вас это беспокоило?
Она вспыхнула и так дернула струну, что та исчезла в яростной вибрации.
— Я отшлепаю вас, Сэм Рид! Вы знаете, что я сама могу зарабатывать.
Он вздохнул. Могла, и это делало разговор особенно трудным. Розата была популярной певицей. Если она придет к нему, то не из-за денег. И это тоже делало ее опасной для его душевного спокойствия.
Медленная музыка соответствовала медленным поворотам комнаты. Сейчас она прекратилась. Мелодичный звук раздался в воздухе, цветные облака зашевелились. Розата встала, прижав к бедру узкую высокую лиру.
— Это меня, — сказала она. — Я подумаю, Сэм. Дайте мне несколько дней… Я могу для вас быть очень плоха.
— Я знаю это. Идите, пойте свою песню. Увидимся после карнавала, но не ради ответа. Я знаю ответ.
Она рассмеялась и отошла от него, на ходу трогая струны и напевая. Сэм видел, как вслед ей оборачивались восхищенные лица.
Прежде чем ее песня кончилась, он встал и вышел из вращающейся комнаты, слыша за собой бархатистый голос, певший жалобу сказочной Женевьевы. Ни одной фальшивой ноты. Она блестяще преодолевала трудные бемоли, которые придавали старой песне минорную плаксивость.