Вот саркастически улыбающаяся Федра натянула тетиву своего лука… Раздался громкий хлопок тетивы по специальной кожаной рукавичке, надетой на левую руку – и описавшая крутую дугу стрела под тупым углом вонзилась в шею высокому аварскому всаднику. Тот вздрогнул, будто не веря в свою смерть, пошатнулся в седле и свалился с коня в текущие воды Днепра, канув там навеки. Второй выстрел сделала Ангелина – и второй обрин отправился в ад; ему павшая с небес стрела пробила легкий кожаный шлем и вошла в мозг.
Обры встревожено загомонили. Раньше стрелы славянских лучников, использующих цельнодеревянные луки-однодревки, до них просто не долетали, и тут такой афронт – два выстрела, два трупа. А вот закинуть свои стрелы к нам на обрыв у них никак не получалось. А если бы и получилось, то на этот случай на нас было заклинание защитного ветра. Тем временем Федра и Ангелина продолжали стрельбу, а им на помощь к порталу уже бежали наши амазонки, не занятые в данный момент на других заданиях, и среди них эта богиня-хулиганка Артемида. Вот ведь девка – хлебом ее не корми, дай по чужим живым людям из лука пострелять. Хотя эти люди сами напросились – так что если Артемида и ее подруги их всех поубивают, я не буду ругать их за чрезмерное применение силы.
Заметили наше появление и анты у переправы, принявшись задирать головы в поисках того, кто так лихо косит супостатов. А стрелы амазонок уже сыпались сплошным дождем, ведь здесь, на обрыве, вместе с недавно завербованными дикими их собралось больше полусотни; и, развернув коней, уцелевшие авары поспешили выйти из-под обстрела. Правда, князь Идар этого уже не видел. Одна из последних стрел, выпущенных отступающими аварскими лучниками, вошла ему прямо в горло, отчего он умер на месте, на руках своих дружинников, так что спешившийся Добрыня, по крутой тропе спустившийся под обрыв, застал уже остывающий труп своего господина. Князь был мертв, как и его наследники, но его дружину и народ антов еще можно было спасти.
После того как мои девочки показали аварам мастер-класс по стрельбе из лука, никто из этих вонючих паскудников не горел желанием повторно лезть форсировать Днепр в этом месте; и в то же время южнее, где закончили переправу основные силы обров, творилась нехорошая активность, выдающая готовность противника к выступлению. Там воины уже натянули на себя снятые на время переправы кольчуги и пластинчатые панцири, а также подтянули подпруги своим лошадям. Это значило, что или я сейчас должен буду нанести встречный удар своими рейтарами при соотношении сил один к двум в пользу противника, или выкатить на поле боя танки; или, самое лучшее, оттянуть свое воинство и идарасову дружину за портал, и пусть авары ловят конский топот.
Эти действия вовсе не означали, что я собирался только отступать. Удар надо наносить там, где противник слаб и не сможет оказать нам серьезного сопротивления. Например, переоткрыть портал по ту сторону реки рядом с полевым лагерем авар, где за легкими укреплениями из составленных в круг возов-кибиток скрывается самое ценное имущество врага – скот, женщины и дети. А если в этом лагере имеет место и семья наследника-тудуна, то там же должны быть и немалые богатства, частью увезенные аварами с покинутой родины, частью награбленные по дороге, частью полученные от Византии в уплату за примучивание болгар и славян.
Но пока нам требовалось отойти за портал в порядке и без потерь, а вот с этим, кажется, нарисовалась проблема. Там, внизу, под обрывом, происходил спор на повышенных тонах, участниками которого являлись Добрыня и какой-то перец с германоязычным именем Сигмунт. Причина столкновения заключалась в том, что этот Сигмунт, принявший власть после смерти князя Идара, оказался даже еще более твердолобым ишаком, чем прежний руководитель дружины. Потом раздался громкий «шмяк» – и этот Сигмунт на полуслове заткнулся, как будто только что и не разевал свою варежку. Героем дня, как ни странно, оказался не Добрыня, который просто не успел разогреться, а еще один старый дружинник с чисто славянским именем Ратибор*, отоваривший Сигмунта палицей по кумполу. Возрастом и положением он только чуть-чуть уступал контуженому скандалисту, но зато здорово превосходил его разумом и боевым опытом. И кроме того, сдается мне, Ратибор, как и многие другие, уже услышал Призыв и теперь стремился принести мне клятву верности.