В дальний конец моста врезался снаряд. Скорее всего, французские пушкари старались удержать британцев на разваливающейся переправе, где их можно было посечь картечью. Неприятельская пехота отступила на восточный берег, откуда палила из мушкетов. Долину затягивало дымом. Вода перехлестнула через понтон, за который держались Шарп и Харпер, потом он содрогнулся, а настил раскололся. Шарп испугался, что мост перевернется. Пуля щелкнула по доске сбоку от него. Второй снаряд разорвался у дальнего края, оставив после себя клуб грязно-серого дыма, который поплыл вверх по течению. Над берегом пронеслась стайка каких-то сорвавшихся в панике белых птиц.
Мост еще содрогнулся и затих. Центральная его часть оторвалась и поплыла вниз по течению. Последняя якорная цепь лопнула, и все шесть понтонов закружились и медленно сдвинулись с места. Вода забурлила под градом картечи. Шарп смог наконец подняться на колени. Он зарядил винтовку, прицелился и выстрелил. Харпер, забросив на плечо семистволку, тоже взялся за винтовку. Их поддержали стрелки Слэттери и Харрис, выбравшие своей целью конных офицеров. Впрочем, когда дым рассеялся, оба офицера по-прежнему сидели в седле. Подхваченные течением, понтоны дрейфовали все быстрее и быстрее, сопровождаемые кусками настила, обугленными щепками и прочим мусором. Бригадир, лежавший на спине, попытался приподняться на локтях:
– Что случилось?
– Плывем, сэр, – отозвался Шарп.
На пустившемся в самостоятельное плавание плоту оказалось шесть человек из 88-го полка и пять стрелков из Южного Эссекского. Остальная часть его роты либо успела добраться до берега до взрыва, либо оказалась в воде. Итого в распоряжении бригадира и капитана осталось тринадцать человек, тогда как около сотни французов бежали по берегу, стараясь держаться наравне с плотом. Оставалось только надеяться, что на путешественников не падет проклятие числа тринадцать.
– Попробуйте отгрести к западному берегу! – распорядился Мун.
Несколько британских офицеров, воспользовавшись захваченными лошадьми, тоже пытались не отстать от плота, преследуя его по другому берегу.
Однако приклады мушкетов и винтовок оказались негодной заменой весел – понтоны были слишком тяжелыми и продолжали путь на юг, не обращая внимания на тщетные потуги людей. Еще один снаряд упал в реку, и, хотя запал его тут же погас, бригадир занервничал.
– Гребите же, Христа ради! – взорвался он.
– Они делают все, что в их силах, сэр, – сказал Шарп. – Что у вас с ногой? Сломали?
– Похоже, берцовая кость. – Мун моргнул от боли. – Слышал, как она треснула, когда лошадь упала.
– Потерпите минутку, сэр, – успокоил его Шарп, – сейчас мы ее поправим.
– Ничего подобного! Даже и не думайте! Я хочу, чтобы меня доставили к врачу.
Шарп промолчал, потому как никакой гарантии доставки бригадира куда-либо, кроме как еще дальше вниз по течению, дать не мог. Впереди река огибала могучий утес, возвышавшийся на испанской стороне, и капитан надеялся, что это препятствие остановит французов. Он попытался грести винтовкой, но плот упрямо шел своим курсом. Миновав утес, река расширялась, поворачивала к западу и немного замедляла ход.
Французы отстали. Британцы преследование не прекратили, но и на португальском берегу препятствий тоже хватало. Пушка форта Жозефина продолжала палить, однако, поскольку плот был уже не виден, били артиллеристы, должно быть, по неприятелю на западном берегу. Шарп вооружился широкой доской, которую использовал в качестве руля, – не потому, что надеялся на какую-то пользу от нее, а чтобы не дать бригадиру повода для обвинения всех в бездействии. Несмотря на предпринимаемые усилия, проклятый плот упорно держался вблизи испанского берега. Шарп подумал о Буллене и стиснул от злости кулаки. Какая несправедливость!
– Я его убью! – прохрипел он.
– Что? Кого вы собираетесь убить? – спросил Мун.
– Того чертова француза, сэр. Полковника Вандала.
– Прежде всего, Шарп, вам надлежит доставить меня на берег и сделать это как можно скорее.
В этом месте понтоны проскрежетали по дну и остановились, уткнувшись в берег.
Крипта находилась под собором и представляла собой лабиринт, вырубленный в скале, на которой стоял Кадис. В углублениях под плитами пола покоились в ожидании воскрешения отошедшие в мир иной бывшие епископы Кадиса.