Армейское наставление требовало выполнения по меньшей мере десяти действий при стрельбе из мушкета, начиная с «Достать пулю» и заканчивая командой «Огонь!», а в некоторых батальонах сержанты ухитрялись разбить упражнение даже на семнадцать отдельных движений, которые следовало не только знать назубок, но и выполнять в любых условиях с требуемой быстротой. Лишь немногие приходили в армию с ясным представлением о том, что такое боевое огнестрельное оружие. Сельские парни знали, как зарядить охотничье ружье, однако эти навыки требовалось забыть. У новобранца на то, чтобы зарядить мушкет, уходило около минуты и даже больше, а к тому дню, когда его облачали в красный мундир и отправляли драться за своего короля, время сокращалось до пятнадцати – двадцати секунд. Именно это умение и ставилось на первое место. Гвардейцы на холме могли выглядеть в высшей степени внушительно, и не было пехотных частей, которые производили бы такое же впечатление, как те, что несут службу у Сент-Джеймсского дворца или Карлтон-Хауса, но, если человек не может зарядить мушкет за двадцать секунд, он не солдат. На склоне Черро-дель-Пуэрко оставалось около тысячи гвардейцев, и все они понимали, что дерутся за собственную шкуру. Сотни пуль улетали в дым, и сэр Томас Грэм уже видел – они находят цель.
Французы снова наступали колоннами. Они всегда наступали колоннами. На сей раз ширина колонны составляла триста человек, глубина – девять, а это означало, что большинство французов не могли применить оружие, тогда как у красномундирников и стрелков огонь вели все. Под этим непрерывным, неумолимым шквалом колонны прогибались, а трава на склоне уже загоралась от тлеющих пыжей.
Сэр Томас затаил дыхание. Настал момент, когда приказы уже ничего не значат и ничего не изменят, когда все слова бесполезны. Солдаты делали свое дело и делали его настолько хорошо, что генерал даже позволил себе подумать о возможной победе, о победе, вырванной из рук противника, о победе, выкованной из почти верного поражения, но тут справа прогремел стройный залп, и он, развернув коня, помчался на фланг. Мысли о возможной победе мгновенно ушли – из-за завесы дыма выступила, держась плечом к плечу, первая шеренга французских гренадеров. Навстречу новому противнику уже разворачивались шотландские гвардейцы, а к ним подтягивались рассеявшиеся на фланге стрелки.
Сэр Томас молча наблюдал за гренадерами, каждый из которых, кроме мушкета, имел при себе короткую саблю. Это была неприятельская элита, люди, отобранные для самой трудной работы, к тому же свежие, но они, опять-таки, шли колонной, и красномундирники, не дожидаясь ничьих указаний, повернули к ним, готовые продемонстрировать преимущества своей подготовки. Непосредственно на пути гренадеров оказался полубатальон 67-го полка.
Сэр Томас знал, чего ждать дальше. Колонна представляет собой таран, и, какие бы потери ни несла голова, огромная масса движется вперед за счет инерции, круша, ломая и давя все на своем пути. Императорская колонна прошла по всем полям сражений исстрадавшейся Европы и везде побеждала. К тому же здесь французы имели позиционное преимущество, поскольку двигались сверху вниз. Генерал понимал, что, прорвав тонкую красно-зеленую цепь, гренадеры развернутся направо и добьют его парней саблями и прикладами. Выехав за спину 67-го, сэр Томас поднял саблю, готовый, если понадобится, рубить и умереть вместе со своими ребятами, и тут офицер крикнул:
– Огонь!
Вырвавшийся из мушкетов дым скрыл от него французов. Второй залп сгустил завесу. 67-й стрелял повзводно, справа била «Ветошь» – торопливо, не тратя время на то, чтобы завернуть пулю в кожаный лоскут – с такого расстояния не промахнешься, – и не уступая в скорострельности соседям-красномундирникам. Слева от сэра Томаса стояли шотландцы, и он знал – они не дрогнут. Мушкеты трещали так часто, что казалось, будто горит сухой лес. Пахло тухлыми яйцами. Где-то кричала чайка, вдалеке, на пустоши, ухали пушки, но генерал не мог даже оглянуться. Судьба сражения решалась здесь и сейчас, и в какой-то момент он поймал себя на том, что затаил дыхание. Он выдохнул и посмотрел на лорда Уильяма – тот неподвижно застыл в седле, вглядываясь в дымную пелену.