Полковник Вандал лежал на земле. Свалившаяся лошадь, умирая, билась головой о песок. Полковник остался цел, хотя и сильно ударился при падении. Поднявшись, он увидел приближающихся к «орлу» красномундирников.
– Убейте их! – крикнул Вандал, но вместо крика получилось что-то вроде хриплого карканья. Громадного роста сержант с пикой атаковал защищающих «орла» французских сержантов. – Убейте их! – снова крикнул Вандал, и тут какой-то худосочный мальчишка-офицерик набросился с сабелькой на младшего лейтенанта Гильмена, имевшего честь держать императорского «орла».
Вандал выбросил руку с саблей и почувствовал, как острие уткнулось в ребра. Не обращая внимания на рану, красномундирник ухватился левой рукой за древко и попытался вырвать штандарт у Гильмена. Два подоспевших французских сержанта с проклятиями пронзили ирландца алебардами, и жизнь в глазах смельчака погасла еще раньше, чем он свалился на землю. Но уже в следующее мгновение один из сержантов пошатнулся и выронил алебарду – от левого глаза осталась только залитая кровью дыра.
– Faugh a ballagh! – прогремел зычный голос.
Прапорщика Кеога убили на глазах сержанта Мастерсона, и теперь Мастерсон был очень зол. Уложив одного из убийц ударом пики, он отбросил второго и воткнул наконечник в горло лейтенанту Гильмену. Гильмен захрипел, на губах у него вспузырилась кровь, и Вандал потянулся к «орлу», но ирландец, вырвав штандарт из слабеющих рук умирающего, отшвырнул лейтенанта на полковника. Капитан Лекруа, взревев от гнева и возмущения, замахнулся на здоровяка-ирландца саблей, какой-то красномундирник вонзил ему между ребрами штык, а другой проломил череп прикладом мушкета, и последним, что видел на этом свете капитан Лекруа, был драгоценный символ в лапах громилы-сержанта. Несколько человек попытались отнять «орла», но тут накатила новая волна красномундирников, и в дело вступили штыки.
– Коли! – надтреснутым голосом командовал сержант. – Назад! Работайте!
Мастерсон как сумасшедший размахивал трофеем и орал что-то нечленораздельное.
Двое солдат, подхватив полковника, оттащили его подальше от забрызганного кровью ирландца. Рана оказалась неопасной – штык лишь проткнул бедро, – но ни идти, ни говорить, ни думать Вандал не мог. «Орел»! На шее у него был лавровый венок, венок из позолоченной бронзы, врученный городом Парижем полкам, отличившимся под Аустерлицем, и вот теперь какой-то скачущий дикарь размахивал им над головой! Вандала колотило от ярости. Нет, он не отдаст императорского «орла», даже если ему суждено погибнуть. Полковник потребовал, чтобы его опустили.
– Pour l’Empereur! – крикнул Вандал и побежал к Мастерсону, рассчитывая прорубиться через окружающих сержанта красномундирников, но слева вдруг появились какие-то люди, и ему преградили путь.
Он рубанул саблей с плеча, противник отбил удар, и полковник с удивлением увидел перед собой испанского офицера. На помощь Вандалу устремились еще несколько французских солдат.
– Взять «орла»! – крикнул полковник и снова ударил испанца, не пускавшего его к верзиле-ирландцу.
На сей раз клинок рассек и ремень, и мундир, оставив на животе офицера кровавую рану, но его место мгновенно занял высокий британец в зеленой форме. Отбив выпад Вандала увесистым кавалерийским палашом, он просто-напросто схватил полковника за воротник, вытащил из схватки, подножкой свалил на землю и врезал ногой по голове. Снова ударили мушкеты, и ирландцы погнали последних французов. Вандал попытался откатиться и встать, но англичанин еще раз ударил его ногой, а когда он поднял голову, то увидел над собой палаш.
– Помнишь меня? – спросил капитан Шарп.
Вандал махнул саблей, но стрелок с оскорбительной легкостью отвел угрозу.
– Где мой лейтенант?
Полковник еще рассчитывал улучить удобный момент и провести колющий удар, но Шарп прижал палаш к горлу.
– Сдаюсь, – прохрипел Вандал.
Давление на горло слегка ослабло.
– Дай мне саблю, – сказал Шарп.
– Я сдался сам и по правилам войны имею право оставить саблю.
Полковник понимал, что сражение проиграно. Его люди отступали, и ирландцы гнали их штыками дальше на восток. Такая же картина наблюдалась по всей линии: французы бежали, британцы преследовали, но не увлекались. Они прошагали всю ночь, дрались все утро и теперь едва не валились с ног от усталости. Убедившись, что разбитая армия не собирается останавливаться и перестраиваться, красномундирники возвращались и падали на землю, удивляясь, что еще живы.