– Не поможете, сэр? Надо взять генерала за лодыжку и держать. А когда я скажу, хорошенько потянуть.
– Господи… – только и пробормотал бригадир.
– А вы молодцом, сэр, – похвалил Муна костоправ. – Ей-богу, сэр, впервые такого вижу. – Он ободряюще кивнул Шарпу. – Готовы, сэр?
– Сильно тянуть?
– Тяните, сэр, примерно так, как тянут ягненка, который не хочет вылезать на свет божий. Готовы? Возьмите покрепче, сэр. Обеими руками. И… раз!
Капитан потянул, бригадир пронзительно вскрикнул, Гехеган повернул злосчастную ногу, и Шарп отчетливо услышал, как скрипнула, становясь на место, кость. В следующее мгновение Гехеган уже поглаживал Муна по ноге:
– Вот и все, сэр. Сделали в лучшем виде. Будете как новенький.
Мун не отвечал, и Шарп решил, что он либо потерял сознание, либо не в состоянии говорить от боли.
Гехеган прижал к голени палочки и закрепил их с помощью куска сети.
– Ходить он пока не сможет, сэр, но мы сделаем ему костыли, так что скоро будет отплясывать, что тот пони.
Внизу ударили винтовки, и Шарп побежал вниз, туда, где его парни стреляли с колена по французам, залезшим в воду и пытавшимся сдвинуть понтоны с мели. До реки было сотни полторы ярдов, и первые же пули заставили противника забыть о понтонах и искать укрытия. Забежавший на мелководье офицер что-то кричал, требуя, наверное, чтобы солдаты поднялись и повторили попытку. Шарп вскинул винтовку, взял его на мушку и спустил курок. Приклад ударил в плечо, а искра от кремня впилась в правый глаз. Когда дым рассеялся, капитан увидел, что офицер бежит к берегу, высоко вскидывая ноги, придерживая одной рукой саблю и сжимая в другой кивер. Пуля Слэттери ударила в понтон, отколов щепку, а вот Харперу повезло больше: после его выстрела француз упал. Тело забилось, вода окрасилась кровью. Еще выстрел, и французы метнулись к берегу в надежде спрятаться за камнями.
– Там их и держите, – сказал Шарп. – Сунутся к понтонам – убивайте.
Он снова поднялся на вершину. Бригадир уже сидел, прислонившись спиной к камню.
– Что там происходит?
– Лягушатники пытаются снять с мели понтоны, сэр. Мы не даем.
Над рекой раскатилось гулкое эхо – в форте Жозефина громыхнули французские пушки.
– Почему они стреляют? – раздраженно спросил бригадир.
– Думаю, сэр, – предположил Шарп, – кто-то из наших хочет захватить понтоны и поискать нас на реке. А лягушатники их отгоняют.
– Будь они прокляты! – Мун закрыл глаза и состроил страдальческую гримасу. – У вас бренди найдется?
– Нет, сэр. Извините. – Шарп поставил бы пенни против всех драгоценностей короны за то, что по крайней мере у одного из его парней плескался во фляжке ром или бренди, но стараться ради бригадира не собирался. – Есть вода, сэр. – Он предложил фляжку.
– К дьяволу вашу воду.
Предстояли часы ожидания, и Шарп рассчитывал, что его ребята не натворят за это время глупостей и будут вести себя разумно, а вот в отношении шести рейнджеров из 88-го такой уверенности не было. Коннахтские рейнджеры считались самым боевым полком во всей армии, но славились необузданностью и пренебрежением к дисциплине. Старшим у них был беззубый сержант, и Шарп, понимая, что если перетянет его на свою сторону, то обезопасит себя от возможных выходок остальных, направился к нему.
– Как вас зовут, сержант?
– Нулан, сэр.
– Я хочу, чтобы вы приглядывали вот за этим направлением. – Шарп указал на север, в сторону утеса. – Полагаю, лягушатников стоит ждать оттуда. Когда они появятся, подайте знак. Пропойте что-нибудь.