– Пятерых! – не скрывая восхищения, воскликнул лорд Памфри.
– По меньшей мере пятерых, – уточнил посол.
– В таких делах легко ошибиться, – заметил Мун. – В суматохе сражения…
– О! Вы полагаете, что мой брат приукрасил эту историю? – с подчеркнутой вежливостью осведомился Генри Уэлсли.
– Один против пятерых? – Бригадир покачал головой. – Мне это представляется некоторым преувеличением, ваше превосходительство.
– В таком случае давайте спросим того самого сержанта, который дрался с ними, – предложил Генри Уэлсли, мастерски захлопывая ловушку. – Сколько их было, Шарп? Помните?
Мун дернулся, как будто его ужалила пчела, тогда как Шарп смущенно пожал плечами.
– Ну же, Шарп, – подал голос сэр Томас.
– Несколько, сэр, – ответил капитан, чувствуя себя крайне неловко. – Но генерал дрался вместе со мной, сэр.
– Артур говорил, что его оглушило при падении и он был не в состоянии как-либо защитить себя.
– Генерал дрался, сэр, – пробормотал Шарп. Сказать по правде, он просто запихнул растерявшегося командующего под индийскую пушку, где тот и провел те несколько минут, что продолжалась схватка. Сколько их было? Да кто же вспомнит. – И к тому же, сэр, – торопливо добавил он, – помощь подошла очень быстро. Очень быстро.
– Но, как вы говорите, сэр Барнаби, – Генри Уэлсли мило улыбнулся, – в таких делах легко ошибиться. Суматоха сражения… Почту за одолжение, если вы позволите мне взглянуть на тот рапорт, в котором вы докладываете о своем триумфе у форта Жозеф.
– Разумеется, ваше превосходительство, – сказал бригадир Мун, и только тогда Шарп понял, что произошло.
Чрезвычайный и полномочный посол его величества только что выступил на его, Шарпа, стороне, дав понять Муну, чем лорд Веллингтон обязан Шарпу, и что ему, бригадиру, стоит переписать свой рапорт соответственно. Это была любезность, весомая услуга, но Шарп знал – милости раздают только для того, чтобы получить что-то взамен.
Часы на камине пробили десять, и Генри Уэлсли вздохнул.
– Мне нужно переодеться – чего только не сделаешь ради союзников! – (Гости, поднимаясь, задвигали стульями.) – Пожалуйста, допивайте портвейн, докуривайте сигары, – сказал посол, направляясь к двери, у которой задержал шаг и обернулся. – Мистер Шарп? Можно вас на пару слов?
Они проследовали по короткому коридору и вошли в небольшую комнату, освещенную полудюжиной горящих свечей. В камине горел огонь, на полках у стены ровными рядами покоились книги, под окном стоял письменный стол, и посол, подойдя к нему, выдвинул ящик.
– Слуги-испанцы все время пытаются меня согреть. Я говорю им, что предпочитаю прохладу, а они не верят. Я не поставил вас в неудобное положение своим рассказом?
– Нет, сэр.
– Все дело в бригадире Муне. Он сказал мне, что вы его подвели, в чем я некоторым образом усомнился. Похоже, он из тех, кто не умеет делиться успехом. – Посол открыл шкафчик и достал темную непрозрачную бутылку. – Портвейн, Шарп. От Тейлора. Самый лучший. Другого такого по эту сторону рая вам не найти. Могу ли я предложить вам стаканчик?
– Спасибо, сэр.
– Возьмите сигару. Там, в серебряной шкатулке. Мой врач говорит, что они хороши от простуды. – Плеснув в стакан, Генри Уэлсли подал его гостю, а сам перешел к изящному круглому столику, служившему, помимо прочего, шахматной доской. Уставившись на застывшие в миттельшпиле фигуры, он сказал: – Похоже, у меня проблемы. Вы играете?
– Никак нет, сэр.
– Я играю с Даффом. Он был здесь консулом и играет весьма неплохо. – Посол осторожно дотронулся до черной ладьи, но трогать не стал и вернулся за письменный стол, усевшись за которым внимательно посмотрел на Шарпа. – Сомневаюсь, что мой брат отблагодарил вас должным образом. – Он подождал ответа, однако Шарп молчал. – Очевидно, нет. Что ж, это в духе Артура.