– Мои хозяева готовы использовать свое влияние на газету, но это будет стоить вам две тысячи гиней.
– Увы, – печально вздохнул лорд Памфри, – в сейфе посольства осталось только тысяча пятьсот гиней.
– Тысяча пятьсот, – повторил Монсени, делая вид, что обдумывает предложение.
– За такую сумму, святой отец, ваши хозяева должны отдать нам все письма и гарантировать прекращение публикаций.
– Думаю, это вполне приемлемо, – согласился священник. Он сдержанно улыбнулся, выказывая удовлетворение исходом переговоров, и откинулся на спинку стула. – Позвольте дать вам совет, воспользовавшись которым вы могли бы сохранить деньги.
– Был бы весьма признателен, – с преувеличенной вежливостью ответил Памфри.
– Ваша армия ведь вот-вот отплывет, да? Вы высадите свои войска где-то на юге и пойдете на север, чтобы драться с маршалом Виктором. Полагаете, он этого не знает? Как вы думаете, что произойдет?
– Мы победим, – проворчал Шарп.
Священник не обратил на него никакого внимания.
– Что есть у Лапены? Восемь тысяч солдат? Девять? А ваш генерал Грэм, сколько он соберет? Три или четыре тысячи? Естественно, командующим назначат Лапену, а его репутация известна – баба. У маршала Виктора солдат столько же, а возможно, и больше, и Лапена испугается. Испугается, запаникует, и маршал Виктор разобьет его. Сил для защиты города у вас почти не останется, и французы пойдут на штурм. Потери будут большие, но к лету Кадис станет французским. И кому тогда нужны эти письма?
– В таком случае, – сказал лорд Памфри, – почему бы просто не отдать их нам?
– Полторы тысячи гиней, милорд. Мне поручено передать, что вы должны лично принести деньги. Можете взять двух человек, не больше. Посольство получит записку, в которой будет указано, где именно произойдет обмен. Можете ждать ее после сегодняшних oraciones.
Монсени допил вино, поднялся и бросил на стол доллар.
– Ну вот, я свои обязанности выполнил. – Он коротко кивнул, повернулся и вышел.
Шарп покрутил монету:
– Что ж, хотя бы за вино заплатил.
– Ждать известий после вечерних молитв, – нахмурился лорд Памфри. – Если я правильно понимаю, деньги они хотят получить сегодня?
– Конечно. Насчет этого ему можно верить. Но больше ни в чем.
– Больше ни в чем?
– Я его видел. Приходил в газету. Он замешан в этом деле по горло и не собирается возвращать письма. Заберет деньги и сбежит.
Памфри помешал кофе.
– Полагаю, вы ошибаетесь. Письма – обесценивающийся капитал.
– Это что еще, черт возьми, значит?
– Это значит, Шарп, что он прав. Командовать армией будет Лапена. Знаете, как его называют испанцы? Донья Манолито. Леди Манолито. Монсени правильно сказал – баба. Виктор его раздавит.
– Сэр Томас тоже хорош, – возразил Шарп.
– Возможно. Однако во главе армии будет Донья Манолито, а не сэр Томас, и если маршал Виктор разобьет Донью Манолито, то Кадис падет. И когда это произойдет, лондонские политики затопчут друг друга, спеша в зал переговоров. Война стоит денег, Шарп, а половина членов парламента уже сейчас считает, что ее не выиграть. И если Испания падет, на что надеяться?
– На лорда Веллингтона.
– Который едва держится за кусочек Португалии, тогда как Наполеон расселся на всей Европе. Если мы потеряем Кадис, Британия заключит мир. Если нет, то, когда Виктор разобьет Донью Манолито, испанцы не станут ждать падения Кадиса. Они начнут переговоры и сдадут город, чтобы избежать грабежей. А когда они сдадутся, письма не будут стоить ни единого пенни. Вот что я имею в виду, говоря об обесценивающемся капитале. Адмирал, если за этим стоит он, лучше возьмет сейчас деньги, чем оставит себе письма, которые через месяц упадут в цене. Поэтому да, переговоры они ведут честно.
Лорд Памфри добавил несколько мелких монет к доллару священника и поднялся.
– Нам нужно идти в посольство, Ричард.
– Он лжет, – предупредил Шарп.
Лорд Памфри вздохнул:
– В дипломатии, Шарп, мы исходим из того, что все и всегда врут. Только так чего-то и добиваемся. Наши враги ожидают, что французы возьмут Кадис в течение нескольких недель, поэтому хотят получить деньги сейчас. Потом никто никаких денег уже не даст. Как говорится, суши сено, пока солнце в небе. Все просто.
Дождь усилился, ветер крепчал, раскачивая вывески над лавками, а потом над материком прокатился раскат грома – жуткий звук, напоминающий грохот тяжелой артиллерии. Шарп следовал за Памфри по лабиринту узких улочек. Они уже прошли под аркой, которую охранял отряд утомленных службой испанских солдат, и поспешили через двор посольства, когда сверху донесся голос: