Но вот чаепитие кончилось. За окнами сгустились вечерние тени. День был жарким, и сумеречный свет казался золотисто-янтарным. Ушел последний замешкавшийся родственник, а Кит с Ричардом еще спали, видимо сильно утомленные долгим путешествием и суматохой.
— Если их сейчас не разбудить, — забеспокоился отец, — то потом они будут чувствовать себя разбитыми. Пошлю-ка я за ними слугу.
— После такого сна они все равно будут разбитыми, — с улыбкой возразила мама и пошла распорядиться насчет ванны.
Когда Ричард и Кит наконец появились, вид у них действительно был неважный: лица опухли, глаза покраснели, у Ричарда на щеке сохранились отпечатки жесткой диванной подушки.
Пока они умывались, я налила в кувшин свежего лимонада с шалфеем и принялась энергично размешивать в нем кусочки льда и сахарный песок.
— Ты сущий ангел, — сказал Кит, с жадностью глотая питье. — Без тебя я бы пропал.
— Я — тоже, — с улыбкой подтвердил Ричард. — Тебе повезло, Кит. У тебя лучшая из всех сестер.
Мне было тогда шестнадцать лет, и я уже знала, как нужно отвечать на подобные комплименты. Но как-то так получается, что нужные слова никогда не приходят на ум. То же произошло и на этот раз. Я испугалась, что начну заикаться. Поэтому смолчала, не решаясь произнести даже такую элементарно вежливую фразу, как «вы очень любезны».
— Назови свое желание — и оно будет исполнено, — щедро посулил Кит (лимонад подействовал на него удивительно ободряюще). — Чего ты хочешь: розу в волосы? Шелковое сари? А может, сводить тебя куда-нибудь? Хочешь посмотреть выступление танцовщицы? Или сходим потанцуем? — Заметив мой удивленный взгляд, он вдруг посерьезнел и ласково сказал: — Прости меня, сестренка. Ты, верно, думаешь, что я сошел с ума, что меня хватил солнечный удар, да?
Когда Кит становился таким милым, я готова была ради него на все.
— Нет, нет, Кит, — поспешно возразила я. — Ничего подобного.
— Ты чудо, а не ребенок. — Кит отбросил игривый тон, словно и вправду говорил то, что думал. У меня стало тепло на душе. — Куда же все-таки ты хотела бы пойти?
— Сегодня?
— Сегодня.
— А ты не устал?
— Разве у меня усталый вид?
— Да, — откровенно сказала я.
— Надо только принять ванну, и все будет в порядке, — проговорил он, вставая. — Ну, как?
Я колебалась. Можно было пойти в кино, но там шли два фильма, один из которых — английский — я уже видела, а другого Ричард не поймет. Был еще спектакль «Шакунтала» в постановке драматического театра, гастролировавшего в нашем городе, но хотя «Шакунтала»— моя любимая пьеса, мысль о Ричарде опять меня остановила. Может, пойти в клуб? Ричарду, вероятно, там понравится, а Киту — тем более. А мне так хотелось угодить брату. Когда я предложила клуб, глаза Кита заблестели, и он охотно согласился. Но был ли доволен Ричард, я не уверена, хотя он и сказал то же самое, что и брат, и я не уловила никаких признаков того, что он соглашается лишь из приличия.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Я и мои родители бывали в клубе довольно часто, но Говинд упорно отказывался сопровождать нас. Отца привлекали бильярдная и корты для игры в скуош[7] и теннис, содержавшиеся в несравненно лучшем состоянии, чем те, которыми располагал Восточный клуб (этот клуб появился по инициативе небольшой группы индийцев, не сумевших добиться права членства в Английском клубе). К тому же отец любил общество, а в этом клубе всегда, за исключением жарких дней, было многолюдно. В Восточном же клубе, если только вы не попадали туда в разгар кампании за вовлечение новых членов, посетителей собиралось так мало, что иногда бывало трудно составить даже партию для игры в бридж.
Мама сопровождала отца, потому что не хотела отпускать его одного и потому что любила играть в бридж. Я ходила потому, что меня туда водили, желая приучить к обществу европейцев — такова была программа моего воспитания: когда я — вероятно, очень скоро, — выйду замуж за человека своего круга, который, подобно моему брату, получит образование за границей, то от меня потребуется такое же умение свободно вращаться в кругу европейцев, каким будет обладать муж.
Но хотя я и понимала, как это важно, все же нет-нет, да и, вздыхая, спрашивала себя: стоит ли затрачивать столько усилий на усвоение этого урока? Однако сегодня, я чувствовала, все будет иначе: ведь я еду туда в сопровождении молодых людей. Пусть родители играют в свой бридж — мне не надо торчать около них, не зная, чем заняться и, еще того хуже, — что сказать. Обо всем позаботятся мои спутники: искушенный в таких делах Кит и Ричард, свой человек в этом мире. На этот раз я могу оставаться сама собой, могу спокойно слушать их беседу о том, что где случилось, их рассказы, которые даже мне кажутся фантастично нелепыми, но которые вызывают у меня смех. И, охваченная светлым радостным чувством, я с жаром воскликнула:
— О, Кит! Как хорошо, что ты вернулся!
— Ты так думаешь, котенок? — рассеянно спросил Кит. Потом, встрепенувшись, сказал: — Я и сам рад, что вернулся. Ну, пора ехать. Прыгай.
О прыганье, конечно, не могло быть и речи — недаром же я потратила столько времени, чтобы задрапироваться в сари. Тем не менее я не заставила себя ждать и юркнула в автомашину — мне тоже не терпелось уехать.
Кит, хотя его водительские права давно уже были недействительны, сел за руль, а Ричард расположился вместе с нами на переднем сиденье.
— Не засиживайтесь, — громко предупредил нас отец, стараясь перекричать рев мотора (у Кита все машины, даже новейшей марки, ужасно шумели). — Во всем надо соблюдать умеренность.
Судя по всему, отец не имел ничего против того, что мы едем одни, хотя предпочел бы, как мне кажется, чтобы за рулем сидел не Кит, а шофер, которого тот отправил домой. Да и мама немного беспокоилась.
— Помни, что ты не в Англии, — сказала она. — Дороги здесь скверные, ездить быстро нельзя. — Обращаясь к Киту, она смотрела на меня, как бы напоминая лишний раз о присутствии Ричарда, который сидел между мной и дверцей. Я знала, что она сожалеет не только о шофере, но, в глубине души, и об отсутствии более надежного, чем Кит, сопровождающего.
По субботним вечерам в клубе даже в мертвый сезон бывало многолюднее, чем в других общественных местах. Заезжали туда и жители соседних областей: служащие лесничеств, младшие чиновники учреждений, начинавшие службу на периферии, и даже миссионеры, которые по будням скрывались в глухих, мало кому известных селениях. Приезжали они с женами, а кое-кто — и со взрослыми дочерьми, и оставались в клубе на ночь.
Даже сейчас, в середине мая, когда все, кто мог, бежали от жары в горы, в клубе собралось около двадцати Человек, в том числе пять-шесть женщин. Многие были Мне знакомы, да и меня они привыкли здесь видеть, так Что никто моему появлению не удивился.
Если не считать нескольких мимолетных взглядов, па Ричарда и Кита тоже никто не обращал внимания. Шум голосов, утихший с нашим приходом, быстро возобновился. Казалось, мы не вызывали ни интереса, ни даже любопытства у окружающих, и тем не менее я чувствовала и то и другое; и это ощущение наполняло меня радостью.
Над головой гудели включенные на полную скорость большие вентиляторы; выплетая серебристые петли, они гоняли по залу мощные потоки сухого воздуха. Ричард сказал:
— Вы, кажется, довольны жизнью. Я уже десять минут смотрю, как вы чему-то улыбаетесь. Знаете ли вы, что улыбаетесь?
Я этого не знала, и мне стало неловко за свою непосредственность. Я постаралась сделать серьезное лицо, но тут же испугалась: не глупый ли у меня вид?
— Просто я рада, что мы здесь. Мне это… приятно.
— Вы часто здесь бываете?
— Да, довольно часто.
— И вам здесь нравится?
Его голубые глаза устремились прямо на меня. Они спрашивали. Под таким взглядом лгать невозможно. Даже полуправда становится ложью.
— Вообще — нет. Но сегодня — да, — сказала я.
Он продолжал пристально смотреть на меня.