«А как же клятва?»
Много лет назад, повторяя слова, которые подсказывала ей Робина, Ларина и представить не могла, что когда-нибудь станет проклинать тот день. Тогда ей казалось смешным, что обет обязывал ее хранить эту тайну от всех – включая мужчину, которого она полюбит.
В те годы мысль о замужестве или о любви даже не приходила Ларине в голову. Судьба, однако, распорядилась иначе. И теперь ей нужно как-то жить с этим.
Ларина досадливо смахнула навернувшиеся на глаза слезы, ненавидя себя за слабость. И в очередной раз напомнила себе, что она Воитель.
Уходя, Ларина не знала, последовал ли Фэллон за ней, и очень надеялась, что нет. В его присутствии ее охватывало такое смятение, что она теряла всякую способность соображать.
Фэллон выругался, глядя ей вслед. На этот раз он не позволит ей ускользнуть. Ларина принадлежит ему, и пора ей это понять, решил он. Прибавив шагу, он без труда догнал ее.
Фэллону хотелось схватить ее в охапку, снова изведать сладость ее губ, но он сдержался и вместо этого встал у нее за спиной, вдохнул аромат ее кожи, чувствуя, как сердце глухо забилось в груди. Ветер швырнул ему в лицо пряди ее волос, и Фэллон с трудом удержался, чтобы не зарыться в них лицом.
Нагнувшись, он легонько коснулся губами ее шеи. И удовлетворенно улыбнулся, услышав судорожный вздох Ларины. Она могла сколько угодно делать вид, что ее не волнуют его прикосновения, но ее тело говорило иное.
Наверное, он вел себя глупо, но когда речь шла о Ларине, инстинкты неизменно брали верх над разумом.
– Ты хоть понимаешь, что я схожу с ума при виде тебя? – прошептал он ей на ухо.
Вздрогнув, Ларина повернулась к нему лицом.
Фэллон вцепился руками в холодный камень крепостной стены. Если бы не это, он бы уже держал ее в объятиях. Но он поклялся не давать воли рукам. Во всяком случае, сегодня.
Его взгляд скользнул по лицу Ларины, от тонко очерченных бровей до изящного подбородка, который упрямо задирался вверх всякий раз, когда ей что-то не нравилось.
– Может, дело в твоих губах, – негромко продолжал он. – Твои поцелуи пьянят точно вино. Или в твоих руках: стоит мне только вспомнить, как они скользили по моему телу, как я теряю голову. А может, во всем виноваты твои ноги… я еще не забыл, как они обвивались вокруг меня, когда я овладел тобой.
Фэллон придвинулся ближе, позволив своим губам скользнуть по шее Ларины. И усмехнулся, услышав, как часто она задышала.
– Мне кажется, ты тоже чувствуешь, что между нами что-то происходит. – Вдохнув полной грудью аромат ее кожи, Фэллон поднял голову. – Неужели все изменилось только потому, что я перенес тебя сюда? Знай я это, предпочел бы остаться в Эдинбурге. Или, может, все это время я просто обманывал себя? Вообразил то, чего не было?
Губы Ларины чуть заметно дрогнули. Фэллон догадывался, что она борется с желанием поцеловать его, и, Бог свидетель, едва не потерял голову. Только одно удерживало его сейчас – он хотел, чтобы Ларина желала его с той же неистовой страстью, которая глодала его самого.
Фэллон не понимал, что происходит, но мог поклясться, что Ларина понемногу отдаляется от него. Может, дело в кольце? Неужели она боится, что он силой отнимет у нее Свиток?
Желание угасло, сменившись холодной яростью. Она позволила ему взять ее сюда… но, выходит, на большее ее доверия не хватило?
Похоже, это доверие ему придется заслужить… Фэллон вдруг почувствовал, как весь его гнев разом исчез, уступив место невыносимой боли. Его охватили слабость и безразличие.
– Желаю приятно провести вечер. – Резко отодвинувшись, он повернулся и зашагал прочь. Ему потребовалось напрячь всю свою волю, чтобы решиться на это. Но Фэллон понимал: если он хочет, чтобы Ларина принадлежала ему, она должна смириться с тем, что их связывает не просто страсть.
Он сделает все, чтобы она это поняла. Даже если это убьет его.
Ларина, проводив Фэллона растерянным взглядом, вдруг почувствовала, что ее не держат ноги. Зажмурившись, она прижалась лбом к холодной каменной стене, тяжело сползла вниз и беззвучно заплакала.
Фэллону ничего не стоило пробудить в ней желание. Одного взгляда его зеленых глаз было достаточно, чтобы у нее сладко замерло сердце. Но дело было не просто в физическом влечении. В присутствии Фэллона Ларина чувствовала себя… желанной.
Ей хотелось крикнуть Фэллону, что он ошибается. Ничего не изменилось. Тело ее затрепетало от мучительного желания. Сколько бы она ни пыталась убедить себя, что они чужие друг другу, ее сердце думало иначе.
Хватаясь за стену, Ларина на подламывающихся ногах двинулась было за Фэллоном, но, опомнившись, заставила себя остановиться. Порыв ветра игриво дернул ее за юбку. Снова прижавшись лбом к холодной стене, чтобы остудить голову, Ларина сделала глубокий вдох.
Итак, она все-таки встретила любовь, о которой всегда мечтала. Для чего же тогда отказываться от своего счастья? Ведь ни она, ни Фэллон не знают, что готовит им будущее. Теперь, когда Дейрдре известно о ее существовании, нужно со дня на день ждать нападения.
Подхватив юбки, Ларина бегом бросилась к себе. Она попросила Кару поселить ее в другой комнате, объяснив, что ей неудобно оставаться в спальне Фэллона. Теперь она впервые пожалела об этом.
Вернувшись к себе, Ларина поспешно стащила с себя платье, которое дала ей Кара, и схватила кувшин с водой.
Ему следовало догадаться, что Ларина поспешит перебраться в другую комнату. Войдя к себе, Фэллон обнаружил, что все ее вещи исчезли, и задохнулся от обиды и гнева. Раньше он избегал проводить тут ночь… но теперь, зная, что в спальне его ждет Ларина, был бы рад вообще не вылезать из постели.
Неужели он ошибался и она не хочет его? – терзался Фэллон. Конечно, он уже довольно давно не имел дела с женщинами, но ему казалось, что в ней он встретил все то, о чем мечтал сотни лет. Нечто такое, что долго искал и не мог найти.
Удивительное. Непостижимое. И бесконечно прекрасное.
Получается, он ошибался.
А виноваты во всем Лукан и Кара, с горечью решил Фэллон. Глядя на брата с женой, он вбил себе в голову, что в один прекрасный день тоже встретит свою любовь. Свою единственную женщину.
Итак, придется смириться с тем, что Ларина больше не хочет его. Фэллон не понимал, что происходит, но не сомневался, что это как-то связанно с кольцом и Свитком, который был отдан ей на хранение.
Даже если и так, Ларина никогда не признается в этом. Но Фэллон не собирался просить, чтобы Ларина отдала ему Свиток. И не позволит никому отобрать его у нее. До тех пор пока она не решит сама рассказать ему о Свитке, он ни словом не обмолвится, что давно уже знает о нем. Пусть убедится, что он достоин ее доверия.
Но зачем ему это? Почему он так старается, чтобы она хотела его не менее страстно и пылко, чем он сам? Фэллон и сам этого не знал. Для Ларины было бы лучше, если бы они не встретились. Но одна мысль о том, что она может принадлежать другому, приводила Фэллона в такое бешенство, какого он не испытывал много лет.
Он со стоном прикрыл рукой глаза, словно надеясь, что это поможет ему уснуть и хоть ненадолго избавиться от терзающих его сомнений. Голова Фэллона едва не лопалась от теснившихся в ней мыслей. Он думал о Ларине, о Куине, о Свитке… о неизбежном нападении Дейрдре. Потом мысли Фэллона переместились к сожженной деревне, и он принялся гадать, сколько Воителей и друидов еще им следует ожидать. Сможет ли он накормить их всех. И сумеет ли защитить их от Дейрдре.
Ему предстояло принять столько важных решений, столько людей зависело от него… Один неверный шаг, и всех их ждет неминуемая и страшная смерть, которая будет на его совести.
Это и была одной из причин, почему Фэллон то и дело оглядывался на Лукана, надеясь прочесть в его глазах одобрение. Ему нужно было услышать, что думают о его планах остальные, и выслушать их советы. Только в этом случае он мог быть уверен, что не ошибается.