Сбросив с себя одежду, Дейрдре улеглась на постель и вытянулась возле Куина. По всему ее телу пробежала дрожь – ей мучительно хотелось оказаться под ним, почувствовать сладостную тяжесть сильного мужского тела. Она с трудом задушила это желание, напомнив себе, что еще не время. Если овладеть им сейчас, то все, ради чего она трудилась столько долгих лет, вся сила, которую она копила в себе, будет растрачена напрасно.
Ее приводило в ярость, что она, самая могущественная из всех драу, не может получить мужчину, которого желает больше всего на свете. Увы, тут ее магия бессильна.
К несчастью, она не имела права пустить в ход свои чары, чтобы завлечь Куина к себе в постель и родить дитя, о котором говорилось в древнем пророчестве, иначе зачатия не произойдет.
Поначалу ей казалось, что сломить волю Куина будет легко. Ей и в голову не могло прийти, что безумец станет сопротивляться. Удивительно, но именно это стало одной из причин, почему Дейрдре остановила свой выбор на Куине. Только такой мужчина мог стать ее господином и повелителем.
Бушевавший в душе Куина гнев рано или поздно возьмет над ним верх. И тогда он будет принадлежать ей. Это лишь вопрос времени, успокаивала себя Дейрдре. Конечно, старшие братья сделают все, чтобы освободить Куина, но это им не удастся.
И тогда все трое Маклаудов будут принадлежать ей – душой и телом.
Фэллон проснулся за пару часов до рассвета. Ларина, уютно свернувшись калачиком, сладко спала в его объятиях. Какое-то время он молча любовался ею, но вскоре не выдержал. Ему не хотелось будить Ларину, но желание оказалось сильнее его. Затаив дыхание, Фэллон осторожно провел рукой по ее телу. Гибкое, с хорошо развитыми мускулами, но при этом восхитительно женственное тело сводило мужчин с ума. Он и сам не раз ловил себя на том, что стоит ему только подумать о ней, как в нем тут же вспыхивает желание.
Накрыв ладонью грудь Ларины, Фэллон осторожно сжал нежный сосок и невольно улыбнулся, когда тот моментально превратился в тугой бутон и начал тыкаться ему в ладонь, словно умоляя приласкать его.
Вдруг, к своему немалому удивлению, Фэллон почувствовал, как губы Ларины скользнули по его шее. Он услышал, как она хихикнула, а в следующее мгновение ее язычок игриво пощекотал его за ухом. Фэллон мысленно застонал, почувствовав, как его плоть вновь стала твердой как камень.
Рука Ларины пробралась под одеяло, а еще через миг ее пальчики сомкнулись вокруг его нетерпеливо подрагивающего копья.
– Ты думаешь, я для этого пришла сюда? – кокетливо промурлыкала она.
– Тебе виднее, – хохотнул Фэллон. – Открою тебе одну тайну – до того как я встретил тебя, у меня триста лет не было женщины. Так что, сама понимаешь, рядом с тобой я могу думать только об одном…
– О Господи! – Ларина ошеломленно уставилась на него, решив, что ослышалась. – Триста лет?! Ничего себе! Я-то сама постилась всего восемьдесят, и при этом считала себя чуть ли не мученицей!
– Но если ты пришла сюда не для того, чтобы положить конец столь долгому воздержанию, тогда для чего? Да тем более голая?
Огонек, вспыхнувший в ее темно-синих глазах, сводил Фэллона с ума. Ему никогда не надоедало смотреть на нее, любоваться ее подвижным лицом, на котором одно выражение моментально сменялось другим. Эта девушка, живая и соблазнительная, непохожая на других, покорила его с первой минуты. Фэллон уже в который раз поклялся, что она будет принадлежать ему.
– Да, голая, мой обожаемый, прекрасный лэрд! – хихикнула она. – Вас это смущает? Желаете, чтобы я прикрылась?
– Только попробуй! – прикрикнул он, стиснув ее покрепче, когда она попыталась вывернуться из его рук. – Да будь моя воля, ты бы ходила голой до конца своих дней!
Тихий смех Ларины наполнил спальню словно перезвон хрустальных колокольчиков.
– Всю свою жизнь? Но ведь это очень-очень долго, милорд! Может, вы согласитесь на компромисс? Как насчет того, чтобы я оставалась голой до утра?
– Идет, – хмыкнул Фэллон. – И я даже знаю, чем тебе прикрыться.
– Вот как? И чем же? – Она игриво подняла брови.
– Мной. – Склонившись к ней, Фэллон накрыл ее губы своими, осторожно раздвинув их кончиком языка. Ларина покорно прильнула к нему, и он задрожал от удовольствия. Кровь застучала в ушах, выбивая барабанную дробь, по спине побежали мурашки. Ни одна женщина в мире не умела целоваться так, как Ларина.
Слегка отодвинувшись, она кокетливо приложила пальчик к его губам.
– Я не слишком погрешу против истины, если скажу, что уже успела один раз доставить тебе наслаждение, Фэллон? Могу я взять на себя смелость это повторить? Мне хочется получше узнать твое тело… понять, что тебе нравится, что доставляет тебе удовольствие. Ты не против?
– Хочешь узнать, от чего я получаю удовольствие? – хмыкнул он. – От тебя. – Это было правдой. Ни одна женщина никогда не говорила ему ничего подобного. Всем им нравилось, когда он ласкал их, но ни одной ни разу не пришло в голову поинтересоваться, как доставить наслаждение ему. Ларина не переставала удивлять его.
Ее руки легли ему на плечи, скользнули к шее, потом он почувствовал, как ее пальцы запутались в его волосах. Негромко рассмеявшись, Ларина дернула его за волосы, потом ее ноготки игриво царапнули его кожу и Фэллон разом покрылся мурашками. Это было приятно, но почему-то вдруг напомнило о том, что волосы его длиннее, чем это принято.
– Проклятие! Наверное, мне давно уже пора подстричься, – проворчал он.
– Даже не думай! – шутливо пригрозила она. – Мне нравится, что у тебя длинные волосы. А еще мне нравится это…
Скосив глаза вниз, Фэллон заметил, что она разглядывает висевший у него на шее массивный золотой торк с кабаньей головой.
– Правда? – удивился он.
– Да. Он очень древний. Этот торк – напоминание о том времени, к которому принадлежишь и ты, Фэллон. Ты истинный сын этой земли. Плоть от плоти ее. Любой, кто увидит тебя, сразу поймет, что ты горец.
Накрыв своей ладонью руку Ларины, Фэллон молча сжал ее пальцы. Этой фразой Ларина невольно помогла ему вновь обрести ту часть его самого, которую он утратил, когда Дейрдре вынудила его дать волю спавшему в нем богу. Ларина напомнила ему, кто он есть. Шотландец. Шотландский горец.
Опрокинув ее на спину, Фэллон жадно припал к ее губам, без слов дав понять, как сильно он хочет ее. Кровь медленно разлилась по всему телу, ударила в спину, в ноги и в сердце, которое заколотилось сильнее и отчетливее. С трудом оторвавшись от губ, он проложил цепочку поцелуев вдоль шеи, спустился к груди. Потом обвел кончиком языка напрягшийся сосок и осторожно сжал его губами.
Ларина закричала, но Фэллон не намерен был прерываться. Губы и язык его двигались так неторопливо, так мучительно медленно, словно в запасе у него были века. Все его тело болело, изнывая от желания поскорее оказаться внутри ее, но Фэллону хотелось увидеть, как она тает от наслаждения в его объятиях.
Опустив голову, он прижался губами к ее плоскому животу, потом двинулся вниз, прервавшись только для того, чтобы пощекотать кончиком языка ее пупок. Со стоном, который мог означать и покорность и мольбу, Ларина зарылась пальцами в его волосы. Обхватив ее бедра руками, Фэллон зарылся лицом в треугольник курчавых волос между ее ногами.
Его руки были сильными, губы – ненасытными. У Ларины потемнело в глазах: никогда в жизни она не испытывала ничего подобного. Запрокинув голову, она попыталась закричать, но тут язык Фэллона, раздвинув нежные складки, коснулся ее чувствительной плоти, и крик застрял у нее в горле, а тело безвольно обмякло в его руках. Фэллон так крепко держал ее, что она не могла шевельнуться – ей оставалось только молиться, чтобы он не останавливался.