- Урра-а-а!!!
- Но сперва Покаяние, ученики мои, - тут лицо Бирюка потемнело, как всегда, будто от боли. - Читать будет... да хоть ты, Ярс.
Ярса доверие не удивило - память у него крепка, голос громкий, а для Покаяния только то и нужно. Огляделся под двумя сотнями глаз, и заученные слова полились сами:
- Ответьте, сыны и внуки воинской касты, кто сегодня должен каяться?!
- Мы-ы! - дружный хор, во всю силу легких.
- Ответьте, воины, какая из каст самая лишняя и ненужная?!
- Мы-ы!!!
Кричать нужно громко, иначе беда. Шпионы стражников есть везде, спят и видят повод искоренить Гнездо за нерадивость в Покаянии.
- Кто провинился навеки перед Закатной Лигой, несущей народам Тверди свободу и благодать?!
- Мы-ы!!!
Старая речёвка, умными людьми придумана. Колючие слова скребут душу и в горле застревают, но нельзя без них - каждый воин себя смирять должен. Помнить должен, сколько зла причинили предки, любители махать мечом!
- Кто против свободы, тот смерд и раб поганый! Кто супротив Закатной Лиги - тот ниже смерда и мерзее раба! Хотите ли, воины, быть такими?!
- Не-ет!!!
Вот и всё. Краткий общий позор, привычный с детства.
- Покаяние завершено, - голос Бирюка звучит глухо, будто выгорел от злых слов. - Помните сказанное, и вперед!
***
Велико Ристалище, два полета стрелы в поперечнике. Правильный круг посреди Гнезда, окруженный избами, рвами, да буреломами. Центр круга - тот самый помост, кроме Бирюка никто подняться не вправе. От центра расходятся восемь лучей, на все стороны света, выбиты в земле и проложены толстыми бревнами. С высоты полета птицы увидишь громадный знак-коловорот, закрученный посолонь - это Ярс просто так догадался, хоть летать не умеет. Восемь лучей, восемь частей круга. По числу первейших воинских умений. Каждый воин проходит Ристалище трижды в день, с первого своего лета здесь.
Сегодня Ярс в начало не полез - старшак сам выбирает, откуда круг начать. Мимо рукопашного «спаса» и боя на посохах шагнул сразу к ножевикам, но и тут не задержался. Касюту заметил, играющего с палицей.
- А ну кончай мешки долбить! - сказал весело, перешагнув рубеж. «Бой на мечах» - вот оно как зовется, хоть мечей давно нет и даже палицы острить запрещено.
- Глянем сейчас, у кого что рысью отхвачено!
Касюта с ответом помедлил - взглянул мимо Ярса, и тяжелая палица опустилась к ноге. В стойку высшего почтения.
- Ярс, поди ка сюда!
Позади оказался Бирюк - как всегда неслышно пожаловал, не хуже той рыси.
- Разговор к тебе есть.
- Внимаю, старший учитель!
- Хорошо, что внимаешь, - тут Бирюк перебросил посох в левую руку, а правой взял Ярса за локоть. Рядом пошел, как равный с равным! От такой чести аж дух захватило - огляделся украдкой, все ли видят?
- Скоро Ордалии, - сказал Бирюк негромко, посох пристукнул в такт шагам. - Вы все будете стараться, но не все пройдут. Ты пройдешь наверняка. Ты ведь лучший ученик из тех, что покинут Гнездо за последние лета.
- Спасибо, старший учитель!
- Себя благодари. Твои успехи позволяют сделать тебе предложение. Очень серьезное. Я старею, и скоро Гнезду понадобится новый глава... понимаешь, к чему веду?
- Но я же еще совсем...
- Ты еще молод, Ярс, - грубое лицо осветилось улыбкой. - Ты молод, но и я не завтра уйду к Ядуну. Станешь пока моим подручным, поучишься.
- А как же нынешние учителя?! Их познания и опыт...
- Учителя останутся учителями. Они слишком важны в своем ремесле, а вдобавок слишком гонористы. Ни один не согласится пойти под начало другого. Ты не из их числа, потому всё получится.
Скуластое, топором рубленое лицо и колючий взгляд. Волчище грозный, любой учитель перед ним глаза опустит. Разве станет ему ровней вчерашний глуздырь, хоть и спроворивший уже старшаковские усы?!
- В тебе есть то, чего нет в них. Полет вольного сокола, умение окинуть думой не только Гнездо и даже не только княжество, но всю Твердь, созданную Сарусом. Я тоже был таким, Ярс. Эта способность даруется вождям, и никакие воинские ремесла ее не заменят. Ступай и подумай, я не тороплю.
Глава IV
Отражение небесной синевы
Ночи и дни до Больших Ордалий мелькнули, и подумать Ярсу пришлось всерьез. Весь на думы изошел. Даже ночами мерещилось разное - то суровые лица учителей, то последний взгляд матери, тусклый уже от болезни. Родное Залесье в когтях моровой язвы, запертые ставни, белые тряпки на шестах - знак смерти, поселившейся в доме. От таких видений кричал и вскакивал, но рассвет покоя не приносил. Вспоминался стрый[7] Матяш, телега, пропахшая рыбой, везущая испуганного мальца в неизвестность. В туман холодный, от домашней печи и сытных запахов. Громадный Бирюк, чужие лица, Злая Яма... Потом врожденный задор победил, и видения пропали - вытравились изнурительными нагрузками.