- Мог бы сейчас тишком, в колодке похрамывать, а ты сюда подался!
- Ты тоже мог бы в остроге скучать, господин Бужак! Как тебя спроворило с нами пойти?!
- Говорил же, любопытен я! - глаза в железной оковке блеснули весело. - Решил до конца глянуть, сколько ты еще проживешь, эдакий чудной!
Объяснять не потребовалось. Слепцом надо быть, чтобы не видеть взглядов Разбойного Охотника (имя его узнать не удосужился), да и Лешака с Упырем. Глаз на затылке нет, одно остается - спиной к врагам не поворачиваться. Со стражей тоже ни к чему шушуканья, братва плохое подумает. Ускорился Ярс, обошел собратьев, нагоняя интересующего. Грабаря того самого. Старожил ватажный никуда не спешил, как раз посреди вереницы ему место нашлось.
- Мы не договорили, почтенный Грабарь! О навях! Почему их ни с кем не спутаешь?
- Ни с ЧЕМ, - поправил тот угрюмо. - Нави суть неживые, потому к живым тянутся. А не спутаешь, потому, как нутро твое подскажет, даже если храбрец отчаянный. Такую жуть испытаешь, что с умом расстанешься запросто.
- Ну, хватит уж пугать! - сказал кто-то рядом, негромко, но веско. Упырь - и когда только успел подкрасться?!
- Ты, брат Серп, не навьев бояться должен. Разговор к тебе есть.
- Говори, - усмехнулся Ярс.
Не пришлось и притворяться, на деле ни страха, ни волнения.
- Почтенному Грабарю рот затыкаешь, а сам тоже пугать вздумал?
- Разговор к тебе есть. Как жрать присядем, отойди в сторонку, будто до ветру.
- А мне оно зачем?
- Да тебе оно больше всех и нужно, - улыбнулся Упырь. Лучше бы не улыбался, с его-то харей!
***
Привал выпал не скоро - солнечный лик изрядно успел к закату сдвинуться. Широкий путь с колеей оставили позади, дальше в сторону тропа потянулась.
- Вот там она и будет, самая добыча! - объявил Косой, скидывая узел с припасами. - Сбавляй ход, братва, пора харчеваться!
Еды в узлах оказалось негусто, дня на три, если не усердствовать. Еще одна незримая цепь, крепящая ватажников к острогу. Ярс решил себя не обделять - сколько ее осталось, той жизни, а силы точно понадобятся! Сжевал полоску сушеного мяса, следом ушло полдесятка сухарей с водицей. По другим надобностям отошел вперед всех, налегке: узел, мешки и скребок остались на видном месте. Другой скребок, заточенный, притаился за поясом, а булавицу вертел в руках. Не меч, конечно, и даже не воинская дубинка, но умелому человеку сгодится. Слух обострился как у зверя - шаги уловил издали, но оборачиваться не стал.
- Никак я тебя разгадать не могу, братец Серп, - сказал Чупак, вставая чуть впереди, на виду. - Или ты горд сверх меры, или глуп, или впрямь на воинскую выучку надеешься? Знаешь ведь, зачем я в ватагу подался?
- Отомстить мне решил?
- Верно соображаешь. Иные дела даже староста никому поручить не может. Потому и не удивилась братва, когда я за тобой шагнул. Хозяин и тот принял на веру, пузырище дутый! Иначе не выпустил бы меня.
- А что, не стоило принимать?
- Там видно будет, - усмехнулся Лешак. - Провинился ты предо мной всерьез, такое не прощается. Одна незадача - бабу я ведь сам к тебе послал. Не лупай глазами и рот не разевай, заметят!
- Но... зачем?!
- Да уж не за тем, что сам не гож! На волю пора, братец Серп, и ты мне в том поможешь!
- Это как же?
- Узнаешь скоро, - тут староста взглянул мимо Ярса, и последние слова прозвучали в сторону, чтоб издали не углядеть. - Ишь, вылупились, жабаки глазастые! Того и ждут, что мы сцепимся! А ты ступай пока, Серп, ступай. От нежити себя береги, потому как нужен ты мне позарез!
[1] Видок - свидетель (прим. автора)
Часть IV. Глава IX
Глава IX
Между жизнью и смертью
Ночевку устроили засветло. Снова колышки и много серебра вокруг, но не как прежде. Белая Ватага о себе сама заботится, не надеясь на стражу.
- Ты, малой, держись середки, вот что, - посоветовал Ярсу тот самый Грабарь, знаток нежити. - В середке и твари не достанут, и ножиком никто не пройдется. Смекаешь?
Вполголоса советовал, с оглядкой. Ярс кивнул благодарно, решив не пренебрегать. Староста, хитрый лис, говорить может всякое, только ребра ведь словами не прикроешь. Залез и впрямь посреди толпы, да так, чтобы ни Лешака с Упырем вблизи, ни мстительного Охотника. Мох под спиной не мокрит, ветер стих, да и не только он. Вообще всё замерло. Ни звука с болот, ни шороха.
- А где же эти? - удивился один из ватажников. - За острогом выли непрестанно, а тут повымерли!
- Цыц, ботало! - одернули тут же. - Каркаешь нам на голову!
Помалу все притихли. Кто клубком свернулся, кто взялся храпеть-сипеть, а Ярсу не спалось. Под смеженными веками мелькали опять лица - друзья, враги, близкие - но в груди ничего уже не отзывалось. Ни жалости, ни вины. Перешагнул порог, за которым прежняя жизнь вовсе незначимой кажется. Себя бы пожалеть, так и то не выходит. Разлепил веки снова, глядя на звезды, далекие уже и холодные. Серебряные гвоздики, вбитые в первое из семи небес. Тускло сегодня светят... или мешает что-то? Верно, мешает - зарево вдали, будто целый город пылает голубым огнем. Как раз там, куда сегодня путь держали! Хотел приподняться, а тело от легкого толчка само вдруг на ноги встало. Перешагнул невесомо ближайшего ватажника, затем троих сразу. Без единого звука. Толкнись сильней и полетишь над болотами прямо к сиянию! Еще спины, мешки-котомки, руки-ноги чьи то.