И глаза!
Два красных уголька в ночи, за серебряной преградой!
Не человек и не зверь, а будто жаба на дыбы привстала, но морда узкая волчья. Остановиться бы, да ноги сами несут к ЭТОМУ, а тут и соседняя кочка глаза открыла, и еще, еще... вся равнина в алых угольках! Замерли, ждут. Дальше движется такое, чего и вовсе не разобрать: мертвенно-белесое, лоснящееся... много...
Проснулся от собственного крика. Ночь вокруг, стылый воздух, да храп соседей. Уселся рывком, но без всякой уже легкости. Ватажники дрыхнут вповалку, ограждение на месте, и ничьих глаз за ним не видно. Или есть они? Что это отблескивает в безлунной ночи там и сям?! Вглядывался Ярс, пока свои глаза не заболели, да и после долго не спалось. Всё ловил ускользающую думу, навеянную сном. В дремоте уже вспомнилось полузабытое: солнечный луг далеко отсюда и псы в ракитнике. Молчаливые псы. Лает тот, кто хочет напугать, а истинный охотник всё делает втихую - караулит, крадется, нападает. Не услышишь его, пока клыки тебя не возьмут...
***
Утро пришло своим чередом, и болота сделались прежними. Кочки да лужи. Вдали, где приснилось зарево, отблескивает вода, и немалая. Зачем туда путь держать?
- Ты куда нас ведешь, единоглазый?! - озвучил Ярсову мысль один из стражников. - Вчера день протопали, а мха до сих пор тю-тю!
- Над увечьем моим насмехаться не след, - ответил Косой степенно, хоть лицо и дернулось. Левая половина, невидимая стражнику.
- Увечье моё оставлено тварью, какой никто из вас в жизни не зрел. Что до мха, так не спеши судить, скоро сам увидишь.
Прозвучало в его голосе такое, что стражник придирки оставил. Вереница двинулась тропой в прежнем порядке, а вскоре и самой тропы не стало. Целина потянулась меж кочками и лужами. Ярс шагал расчетливо, а крупные холмики вовсе огибал - так и мерещились у каждого огоньки глаз. Пересказывать сон не хотелось, да и некому. Нет здесь друзей!
Староста внес ясность на ближайшем привале. Ватага от Ярса поодаль села, будто кто приказал, да и стражников Упырь отвлек беседой. Тут и устроился на соседней кочке улыбчивый Лешак с ножом в руке. С настоящим, в локоть длиной, какие каторжанам вовсе не положены.
- Ты ешь, братец Серп, не ворохайся так уж. Пускай думают, что я тебя нарочно припугиваю.
- Ножик у тебя знатный, - усмехнулся Ярс. - С таким хоть на битву!
- Проживешь с моё, тоже заимеешь. В самый раз бугаев наглых резать, а вот на серьезное дело с таким несподручно. Для того и нужен ты мне.
- Снова загадками говоришь, почтенный.
- А ты не перебивай, тогда всё поймешь, - голос Чупака утратил прежнюю мягкость, железо в нем зазвучало. - Про задумку мою уже знаешь, а препон к ней один единственный. Стражники. Пятерых в броне мы всей ватагой не свалим, но одного спроворим всяко. Дальше тебе и меч в руки, братец. Кроме тебя здесь никто к мечу не приучен.
- На четверых с одной железкой? - хмыкнул Ярс. - Благодарю, почтенный, что высоко ценишь, только стража в таких забавах пошустрей меня будет!
- Зачем на четверых? Мы тоже сидеть, сложа руки, не станем, хоть и полягут многие. Твое дело - меч со щитом добыть, а для этого ум понадобится и хитрость. Смекаешь, о чем я?
- Не вполне.
- Стражник седой-белобрысый, - пояснил староста с доброй улыбкой. - Он ведь дружен с тобою, да? Поблажки всякие и не строжится почти. Того не скумекал, что не может цепной пес с волками брататься! Или я не прав?
- И что с того? - спросил Ярс вяло. Понял уже всё, и на душе от понимания делалось всё паскуднее.
- Доверяет он тебе, - улыбка Лешака стала шире. - Можно его застать врасплох, а уж ножичком в горло всякий смерд попадет, не то, что ты!
- И зачем? Обратный путь всё одно мимо острога!
- А кто тебе сказал за обратный? Вперед пойдем, там спасение. Тропинка к воле лежит самым краем погибели! - последнюю фразу Чупак произнес врастяжку, будто песню чужую, наизусть выученную. Спохватился тут же, взгляд построжел.
- Не тем голову себе забиваешь! Думай, как стражника обмануть, а дальше не твоя забота!