Сейчас, впрочем, глава Гнезда злым не выглядел. Позвал даже за стол, где уже стояли чашки и кувшин.
- Ни к чему бы оно перед Ордалиями, ну да ладно, - проворчал, разливая душистую жидкость. - От пары чашек ставленного меда ум не пропадет, а завтра вам всё одно братину поднимать.
Ярс свою чашку взял с трепетом - снова честь, из рук самого Бирюка! Напиток оказался добрее некуда. Пробовал прежде по весям и мёды и брагу, даже синий мох курил из пустого коровьего рога, но всё не то.
- До дна пейте, крепче спаться будет! Вот так! Теперь скажите, ученики, зачем я вас позвал?
- Ругать будете, - буркнул Жухан.
- Или за доблесть хвалить, - улыбнулся Касюта. - Вы ведь суровы, но справедливы, старший учитель!
Ярс промолчал - не знал, чего и ждать после давешнего Бирюкова предложения. У самого на языке вопросы, но пока рано.
- Позвал я вас, чтобы остеречь на всю дальнейшую жизнь. Именно вас троих. Со Злой Ямы еще приметил, с первого дня.
Тут нахмурился даже Касюта - не те воспоминания, чтобы балагурить! Всего-то пять лет минуло, и ни в ком еще до конца не умер тот перепуганный глуздырь. Первый день в Гнезде, три десятка мальцов и она - Яма. Темная сырая могила размером с жилую избу. Ни еды, ни питья, ни даже места отхожего. Толпу детишек спустили на веревке, завалили вход и забыли. Навсегда! Так показалось. В первый день еще пробовали веселиться, и каждый хотел показать задор: знакомились, байки травили, плясали и пели хором. В первую ночь плясали тоже - чтобы согреться. На второй день очень хотелось есть, но скудную пищу спустили на третий лишь. По куску хлеба и общий кувшин с водой. Ко дню седьмому толпа шебутных глуздырей превратилась в стаю, где каждый за себя - или почти каждый. Кто-то лез отбирать еду у слабых, кто-то отдал покорно всё, не пытаясь драться, а иные вовсе плакали с утра до вечера, скулили, как зверьки в силках. Ярс, Жухан и Касюта никого не пытались ни грабить, ни защищать - всех не спасешь и не навоюешь против всех. Сидели втроем, спина к спине, ели вместе, спали по очереди. На десятый день исхудалых, отчаявшихся недорослей добыли из Ямы той же веревкой, и страхи для них закончились. Отмыли и пропарили в бане, накормили досыта. Новая жизнь для них началась, почти для всех. Семеро были отправлены по домам: самые слабые, самые трусливые и любители поживиться за чужой счет. Секрет Злой Ямы открылся много позже - за каменной, осклизлой стеной имеется каморка со смотровой щелью. Много часов провел там Бирюк, наблюдая муки глуздырей. Днем и ночью сидел, не доверив даже учителям.
- Когда выбираешь кутят в новом приплоде, нужно высыпать их из корзины, - сказал Бирюк, и седые усы шевельнулись в улыбке. - Лучшие сами к тебе поползут, а прочим будет трудно выжить. Если хозяин не утопит, придется тратить на них еду. Потом эти слабые вырастут и продолжат портить породу. Думаю, вы поняли, почему псы у злого хозяина всегда здоровее и лучше, чем у мягкосердного?
- Мы были хорошими кутятами?
- Вы были лучшими, Ярс. В этом ваше горе. Лучших я обязан отдавать Касте Стражников, и никто не знает их дальнейшую судьбу. Теперь догадайтесь, почему я не отдал вас?
- Вы... нарушили Установления?!
Страшная догадка, лучше бы вовсе ее не было! Если есть в этом мире незыблемая твердь, то она зовется Установлениями и освящена древней мудростью. Каждый отец в любой касте обязан с малых лет разъяснять Установления детям, а Бирюк следит за их соблюдением в Гнезде. Зачем признается сейчас, выставляя себя отступником?!
- Я нарушил Установления, - кивнул учитель, и взгляд его сделался испытующим. Так глядел на своих учеников Ожившее Пламя, проверяя чистоту их душ. Поклонников Саруса чужой бог может и не заметить, а уж низшие касты ему вовсе не видны. Авось пропустит кощунственные слова!
- Я нарушил Установления, чтобы наша каста не выродилась. Я позволил вам жить и всему научиться. Дальше храните себя сами. Лучшие из нас всегда будут под надзором, дальше которого лишь плаха и костер. Вы опасны этому миру и этому укладу, запомните!
Снова кощунство, в каждом слове и звуке! Да что же это творится сегодня?!
- У меня вопрос, старший учитель, - веселый Касюта и здесь сумел улыбнуться. - Почему тот бородач назвал вас...
- Всесвитом? Отщепенцем? - чашка Бирюка опустилась на стол так резко, что медовуха через край плеснулась, потекла по дубовой доске. А он ведь хмельной совсем, вот что! В движениях неверен и язык распустил! Грабастая пятерня нырнула под стол, к поясу, вернувшись с ножом, чиркнула наискось, закрутив стружку.