Потому что Лиза так тепло смотрела на супруга! Рон наблюдал за ними украдкой, и ему показалось, что девушка с Ярым говорит, только не вслух, а мысленно. Она смотрела на него, а тот кивком ответил. И Лиза улыбнулась, смотря в его глаза. Ямочки вылезли на щеках, они всегда там вылезали, красивые безумно, от них ее лицо становилось милым, как у лисички — но ямочки предназначались не Рональду, а гадкому чудовищу лесному! А потом она опять спросила что-то молча, и тот в ответ подал жест рукой. Девушка расцвела и положила ладонь на руку Ярого — и тут у Рона в душе что-то дрогнуло, он извинился и под нелепейшим предлогом, что в курятнике у птиц кончилась вода, вышел из дома.
Девушка проводила его грустным взглядом и улыбаться перестала, отчего Рону стало еще больнее. Он почти ненавидел себя, что все портит: и настроение ее, и дело Грэгора, и даже Ярому мешает.
Вечером Рон мыл посуду на опустевшей кухне. Лиза тихо вошла, подкралась, встала рядом. Рональд обрадовался, что она все-таки подошла, и, как обычно, сильно растерялся.
— Ты так быстро ушел. Я даже спасибо сказать не успела.
— Спасибо? За что? — растерялся он сильнее.
— Ты так их вкусно приготовил!
— Правда? Тебе понравилось?
— Очень. Так вот. Спасибо.
Рональд не успел придумать, что ответить, как девушка подошла к нему вплотную. И шепотом сказала в ухо:
— А ты сейчас наконец-то обратился ко мне на «ты», — и, чтобы это сказать, девушке не пришлось к нему наклоняться. Ей даже пришлось чуть-чуть на цыпочки привстать. Рональд и сам замер, и внутри у него все замерло, и так приятно было от ее дыхания, обдавшего ухо, что глаза прикрылись сами по себе — но она больше ничего не прошептала.
— Спокойной ночи, Рональд, — сказала в дверях, прежде чем уйти.
А оторопевший Рон еще долго смотрел на выход и не мог в себя прийти.
Утром Лиза выглядела еще грустнее. За завтраком она не разговаривала с Ярым и не дарила ему ямочки на щеках, ковыряла ложкой в тарелке и иногда бросала на Рона печальные взгляды. Ему опять стало стыдно, не по себе, захотелось выйти, как вчера, чтобы не расстраивать девушку присутствием себя, но Рональд понимал, что, если он начнет так открыто избегать Лизу, то хозяин заподозрит неладное. А если Грэгор спросит, что случилось, то Рон не сможет соврать и во всем признается. Поэтому он, сжигаемый виной, остался на кухне и ковырялся ложкой в тарелке с таким же печальным видом, как и Лиза.
— Рональд, у тебя все в порядке? — услышал голос Грэгора позади себя, когда убирал посуду после завтрака. Спина тут же покрылась испариной, нутро похолодело.
— Ты за столом странно себя ведешь, — продолжил хозяин. И от волнения Рональд не мог понять, с какой интонацией к нему обращаются, с обычной или обличительной.
— Я… я… — лихорадочно пытался придумать Рон разумное объяснение, чтобы и не соврать, но и правду не рассказать, а на ум, как назло, ничего не шло.
— Тебя Ярый напрягает?
— А-ах, да. Напрягает, — выдохнул он.
— Потерпи немного. Скоро он перестанет приходить, Лиза достаточно к нему привыкла. Еще неделя, другая и все. Кстати, тебе надо купить что-нибудь в городе? Скоро за мной приедут.
— Нет, спасибо.
— Точно не надо?
— Разве только что ленточки…
— Ленты?
— Цветы срезочные распустились, а чтобы они не рассыпались, когда я их срежу, надо ленточки, или веревку. Но я и другим могу чем-нибудь перевязать, это не важно, просто с ними красивее было бы, — Рональд успокоился настолько, что осмелился повернуться к хозяину лицом. — Это не обязательно, у меня еще с прошлого года осталось, но мало очень, но я…
— Понятно, значит, ленты, — перебил Грэгор. — Разноцветные?
— Можно и одного цвета.
— Понятно, значит, разных цветов. Вспомнишь что-нибудь еще, скажи, — Грэгор улыбнулся Рону напоследок и ушел из кухни. Вскоре на лестнице раздались шаги — наверное, он пошел задавать тот же вопрос Лизе.
У Рона от сердца отлегло. А потом опять потяжелело. Хозяин всегда несколько раз уточнял, надо ли что-нибудь привезти, потому что с первого раза Рональд никогда ничего не просил, ему неловко было просить что-либо для себя. Грэгор и без того обеспечивал его всем необходимым, и не необходимым — тоже, и требовать что-то сверх того казалось Рону наглостью. Особенно сейчас. Какие ему ленты, когда он в шаге от того, чтобы испортить хозяину дело всей жизни?..
Потом Грэгор уехал. Рональд решил убраться в доме, но отложил тряпку — Лиза попросила сыграть с ней в карты. Рон обрадовался, что она наконец-то с ним заговорила, и конечно же согласился. Но партия превратилась в пытку, потому что девушка молчала, не спрашивала ничего, смотрела тем самым взглядом с укоризной, вдобавок ко всему Рональду шли хорошие карты, и пришлось сильно постараться, чтобы поддаться и проиграть. А когда девушка выиграла, то бросила карты на диван, встала, и грустно сказала: