Из ворот Аблах-Брега показалась Дер Грейне, державшая в руках большой золоченый светильник, в котором пылал священный огонь из храма. Одетая в белое, с венком из яблоневых ветвей на голове, она казалась прекрасной, как лунный луч, и такой ненастоящей, что все ахнули, хотя наблюдали нечто подобное каждый год. Это была истинная дева Иного Мира, и даже Сэла не узнавала сейчас свою подругу.
Под общее пение Дер Грейне зажгла священные костры, по кругу переходя от одного к другому, и снова исчезла. Сэла, усталая и взбудораженная, всей кожей ощущала, как растет общее возбуждение вокруг нее: все ждали самого важного на этом праздновании.
Из глубин гробницы вдруг раздались удары бубнов, и Сэлу пронизала жуть: это звучало как призыв Иного Мира, как знак открываемой двери.
Толпа вокруг нее содрогнулась и попятилась от круга священных костров в безопасную мягкую тьму.
Ворота Аблах-Брега снова распахнулись, и из них показалась череда белых фигур. В сумерках, при свете костров, под звуки загробных бубнов, они казались посланцами Иного Мира, выходящими из той самой Пылающей Двери, что открывается восемь раз в году. И каждый, кто это видел, переживал заново рождение мира, творимого обрядом на его глазах, в глубинах его собственной души. Это были женщины, числом тринадцать, как тринадцать лунных месяцев в году, из числа самых знатных и мудрых жриц острова Туаль, духовных дочерей Меддви. Все они были одеты в тонкие белые одежды, каждая несла светильник, словно все тринадцать лун года вышли вместе в эту священную ночь. Сэла видела и различала лица – Бресайнех, Торхильд, Фрейунн, Дер Грейне, Рифедды, Даголин, Дуброн и других, – но сейчас никого не могла узнать.
Впереди шла Эрхина. На голове ее был золотой убор с полумесяцем надо лбом, а в руках она держала большую круглую чашу, золотую, с рядом крупных жемчужин по краю. По толпе пролетел вздох благоговения, и Сэла затрепетала. Жемчужную Чашу выносили из храма лишь один раз в году. Дер Грейне рассказывала ей о Чаше Богини: сила Фрейи, чья мудрость равна мудрости Одина, делала Жемчужную Чашу подобием Источника Мимира и позволяла Богине взглянуть изнутри на мир и сплетение его сил. Поэтому Чаша способна делать предсказания: она владеет прошлым, из которого тянутся ростки будущего.
Сначала Эрхина, а за ней другие вступили в северо-восточную часть круга и пошли, двигаясь вслед за солнцем, пока каждая не заняла свое место между двух костров. В ярком свете пламени белое сияние их одежд померкло, но бубны стучали быстрее, и живое биение пламени наполняло все происходящее каким-то торжественным напряжением. Все смотревшие в круг дрожали, и биение бубнов отдавалось у каждого где-то внутри, словно это стук собственного сердца.
Эрхина встала в самую середину и опустила чашу на землю возле своих ног. Подняв руки, она стала призывать духов в каждую из четвертей круга: духов воздуха – в восточную часть, духов огня – в южную, духов воды – в западную, духов земли – в северную. Жрицы повторяли за ней заклинание, и даже со стороны все отчетливее ощущалось, как накапливается сила внутри круга.
Вслед за тем Эрхина призвала Звездный Народ – особых существ, не нуждающихся в теле и пришедших со звезд, хранящих круг и помогающих волшбе. В каждой из сторон круга появилось по столбу призрачного голубоватого света; они чуть заметно колебались, словно под дуновением невидимых ветров, но от них исходило ощущение силы, мудрости, покоя и защиты.
Чудесный круг был создан – теперь он стал крепостью с незримыми стенами, островком между мирами, не принадлежащим ни земле, ни иным мирам, но той священной точкой, где они встречаются. В воздухе висели чуть заметные, голубоватые очертания шара, словно бы до половины зарытого в землю и заключившего в себя площадку Круга и гробницу. Приглядевшись, этот шар можно было отчетливо различить, но стоило сосредоточить внимание на белых фигурах на площадке – и преграда для глаз исчезала, каждая жемчужина на стенках Чаши делалась отлично видна. Ничего подобного Сэла не видела у себя дома, и теперь, в присутствии таких сил, она ощущала остров Туаль серединой земли. Серединой, от которой зависело, будут ли расти трава и зреть плоды во всех уголках обитаемого мира. Все нехорошие чувства, которые Сэла питала к Эрхине, сейчас исчезли: ведь в этой женщине действительно жила Богиня, дарующая жизнь вселенной. И то зло, которое Эрхина порой причиняла, казалось пустяком по сравнению с тем благом, которое она заключала в себе.
– Призовем Рогатого Бога! – хором воскликнули двенадцать жриц, и толпа вокруг площадки ответила невнятным гулом.
Возбуждение, благоговение, восторг и ужас толпы придавали сил тем, кто стоял в кругу, а они направляли эту силу, и тем самым посвященные и непосвященные делались словно бы головой и телом единого существа. Существа, способного говорить с божеством.
– О Солнечный Олень, Рогатый Бог! – протяжно провозгласила Эрхина, и все двенадцать жриц подхватили призыв за ней.
Песня Призывания еще не окончилась, когда возле северо-восточного входа в круг появилась высокая черная фигура. Заметив ее, Сэла задрожала так, что едва могла стоять. Она знала, кто это, и она видела перед собой Повелителя Тьмы. Тождество того и другого внушало ей неодолимый ужас, так что даже захотелось убежать. Но некуда было убежать из этой ночи, где Торвард, их Торвард, стал Повелителем Тьмы для Эрхины. Она завладела им и сделала тем, кого хотела видеть. Сейчас это был не Торвард, а существо из мира Эрхины, которое внушало Сэле то страх, то восторженное благоговение, оставаясь чуждым. И Сэла трепетала от ужаса, боясь, что настоящий Торвард никогда не вернется из той страны, куда ушел его дух, пока телом завладел Повелитель Тьмы.