- Узнала?
- Узнала. Не отпустит. Так нужно.
- Убью.
- Убей. Ничего не изменишь.
***
Он пришел снова. Молча лег у очага. Молча смотрел как она мотает ивовые обереги для еще не родившихся детей. Она знала, что молчать ему недолго осталось. Трасовица заставляла его мелко дрожать, стискивая зубы. Она развела огонь посильнее, подбросила цветков красавки, чтоб он мог забыться.
Под ночь пришла его молодая жена, черная как смоль, красивая как яблоневый цвет. Нет, не она. Нет, не пущу.
А под утро он начал выть, как воет раненый волк, от отчаяния. Она вытирала тряпицей пот с его шрамов. Шептала, как могла. Она знала, это не последняя его страшная ночь. Заварила в кипятке жимолости и багульника, опустила живород-камень. Она знала, Смерть не испугать.
С рассветом он очнулся, поднялся и ушел. Отвар подействовал.
***
Прошла зима и весна катилась к лету, ладьи ссыхались на берегу. Он приходил, она шептала. Изыскивала, придумывала, составляла для него отвары и зелья, выбивала на коже знаки, вытачивала из кости обереги, пела песни. Он оставался прежним, ловким и сильным. Черноокая ждала к осени ребенка. Она знала, что будет мальчик. Но не вязала ивового оберега.
Он пришел перед Купалой. Завтра разожгут костры. Завтра девушки и парни разбредутся по лесу, искать папоротников цвет, а болотные огоньки возьмут свою жертву. Завтра, в самую светлую ночь.
Он лег на меховую полость у очага и слушал, как она поет, расчесывая косу. Она видела, трясовица затаилась и едва-едва выпрыгнет в сильном рысьем прыжке.
- Ляг.
- Нет.
Взгляд и голос. Она видела, слышала, чувствовала. Жар огня, жар губ, прикосновения пальцев, кожи, силы. Она знала. Водоворот, омут, Купальный костер.
- Ты ведь можешь ее прогнать. Ляг.
- Нет. Могу. Но на то не моя воля.
- Не верю. Только себе верю, им - нет.
- Так верь. Себе и мне.
Она знала, что эти глаза не отпустят. Она знала, что он зол. Но у каждого - свой путь. Трясовица выпрыгнула, спружинив. Он закричал, корчась от боли. Черные проростки взгрызлись в хребет. Ночь кружила, марево поднималось от очага в землянке. Она варила зелье, она отирала ему пот, она баюкала его как младенца, которого у нее никогда не будет. Он цепко держался за ее пальцы, выстанывая последние силы.
Утром пришли старейшины и забрали его. Она отпустила, влив ему в пересохший рот последние капли отвара. Молча. Их вождь, их брат.
***
Вечером развели Купальные костры. Тризна в праздник - хорошо. Ее позвали к уже поднятой на кострище ладье. Она была готова - шапка из сорочьих перьев, красный узор по белой рубашке, бронзовая связка у плетеного из кож пояса, заткнутый в сапог костяной нож.
Черноглазая стенала. Бабы выли. Братина ходила по кругу. Алый лик Ярила шел к темной речной глади, и лишь с его заходом Стрибог послал западный ветер раздуть погребальный костер.
Она пела, пела, пела.
Ясен путь твой, князь наш ясный...