Вечером воротились воины-ясеньцы из моей полусотни. Были они веселы, и каждый под мышкой держал по полуведерному бочонку. Если им верить, парни спасли от разорения виноторговца, за что были пожалованы. Пришлось объяснения проглотить. В Ясене найдутся соблазны почище медовухи. Я прогнала вояк умыться ледяной водой и сменить караульщиков.
В самый темный час ночи, когда предутренний сон особенно крепок, десяток из моих пяти (а также я, Брезан и его подмастерье Гарт, то и дело краснеющий, как девушка) стали готовиться к отправке гонцов. Кмети надели темное и намазали сажей лица; сняли доспехи; подогнали каждый ремешок — чтобы даже случайно не выдать себя предательским звоном. Я тихонько смеялась, вспомнив, как Явнут, обучавший хоругвь перед походом, вывел нас в дубовую рощу над Ясенькой. Вернулись ко мне ароматы листвы и прели, сквозные тени, посеребривший поляны свет полной луны… Я стояла, вжавшись в шершавую кору дуба-великана, передо мной, хорошо видные, а особенно, слышные, три «вражеских» витязя сговаривались напасть на потешный стан.
— Подкрадемся неслышно! — Двинулись с места. И сразу же на всю рощу раздался топот и залихватский кольчужный звон…
Смешно-то смешно, а нам головой наложиться, случись такое.
В небе над Ясенем висел похожий на лунку ногтя месяц. Беленая, словно печь, городская стена казалась под ним голубой. От стены и от стрельниц падала угольная тень. Дул ветер, плыл с лугов запах отавы, мешаясь с запахом мела и земляного масла: через неравные промежутки горели походни на забороле. По гребню стены неспешно вышагивал часовой. Разумеется, мастер-оружейник выбрал самую низкую стену: ее давно не латали, на кирпичной кладке имелись глубокие щербины. Мы рывком перескочили открытое пространство и укрылись в тени. Тревоги не прозвучало. Наверх прямо от наших ног взбегала кирпичная лесенка. А то; если осада — через стрельницы камней и смолы не натаскаешься.
Трое воинов, погодив, пока часовой повернется спиной, взлетели на забороло. Приложив ребром ладони по шее, подхватили, не дав упасть, и бегом понесли вниз. Вместо него сразу же пошел в сторону воротной стрельницы мой человек. В темноте издали отличить его от стражника нельзя было — росту и стати с караульщиком одинаковых, шлем и кольчуга ясеньской работы. Между тем гонцы тоже взбежали на забороло и, прижимаясь в тени зубцов, споро размотали прочные веревки с крючьями, накрученные на пояса. Закрепили крючья в щелях, подергали. И с едва слышным шорохом нырнули за стену.
Только уйдя в кривые щели ясеньских переулков, я поняла, как долго не дышала.
В Якубовой слободе гонцы до рассвета купят коней и побегут на Сарт. Часа на четыре опередив возможную погоню. Писем я им не давала, заучили наизусть; пошли пятеро — для надежности, один да домчится, обскажет все сестре. Пусть она решает. А я согласна с Брезаном: "Врага за спиной не оставляют".
Для меня начиналось самое тяжелое — ожидание. Попытки выторговать все же то, что нужно Сарту для обустройства, и войску для похода на север, попытки договориться с Берутом. Не оттого же он лютует, что мы в Сарте Мэннора, его посланца, завернули. Опомнится, торгашеская душа. Старшины всегда чуяли выгоду и никогда из-за гордыни или гнева ее не упускали. Как же наивна была я… То ли Беруту и впрямь сильно наступили на любимую мозоль, только все мои благие намерения натолкнулись на глухую стену.
Ну какая, скажите, крамола в том, чтобы купить два десятка возов, овес, муку и зерно, скобяной товар, плотницкий и столярный инструмент? С поруки отца продавцы со мной говорили, и говорили вежливо. Но торговать не желали. Намекали: "в Ясене не только уши у стен имеются, прознает Берут — отступнику не жить. Вот замиришься с ним… али вовсе его скинешь…" С Золотоглазой готовы были договориться, когда она придет в Ясень, со мной — никак. Эх, видно, ни на что я не гожусь, зря на меня Керин надеялась.
Даже Брезан до поры отказал мне. Что было у него готового — отобрали старшины, а становиться к горну сейчас, когда такое творится в Ясене, мастер никак не хотел. Я чуяла, что он лукавит, хочет настоять на своем. А поделать ничего не могла. Да и выковать меч или сделать хороший доспех — требуется время. Один Мэнноров управитель (прочтя письмо хозяина), с дорогой душой готов был мне помочь, но… и он распахнул передо мной как веником выметенные склады.
Я заикнулась, что можно сбегать в Ситан. И отец, и Брезан надо мной только посмеялись.
— Рядный начальник город укупорил, как бочку. Ну, перекинем вас за стены или за брашно с караулом договоримся. А что после?
А Брезан добавил обидное:
— И кони через стены лазить не умеют.
Один же из моих десятников, Дей, так и пышущий здоровьем (щеки распирали лицо, а тело — рубаху), поглядел на меня, как на дурочку, и стал загибать толстые пальцы:
— Ага, сбегаем. Две седьмицы конно туда, три обратно (с грузом не разгонишься), да и там надолго застрянем — Ситану с Ясенем ратиться не с руки. Как раз до грязника воду в ступе протолчем. А в грязник какой поход… на печь залечь да в потолок плевать.
Дома я после этого оставаться не захотела. Отец в защите от возможных грабежей мог положиться на крепких приказчиков, моя же полусотня самочинно заняла Гостиные терема с пустыми нынче складами, поставила там коней и благополучно отразила бы всех, кто вздумал нам навредить. Но таковых не сыскалось: к тому времени мастер Брезан достроил на площади перед Старшинской Вежей вал (из мешков с песком, бревен, досок, старых телег и даже снятых с чьих-то домов дверей), заложенный после позорного бегства вежевой стражи — чтобы снова не выскочили. По валу этому время от времени постреливали из крома, но как-то без особой охоты.
— Славусь, Меш! — вопили горожане лучникам, стоящим меж зубцами. — Неужто стрелите в брата?!
Рядный начальник Берут исхитрился послать гонцов к городским стенам с приказом поворачивать камнеметные машины в сторону города. Похоже, от полного отчаянья. Машины по Ясеню выстрелить уже не могли: у половины молитвами расторопного Брезана оказались перерезаны жилы, другие, вмазанные в кладку, можно было развернуть разве со стенами. Решетки на окнах лавок и домов были опущены, тщательно запирались двери, ночью темные улицы казались мертвыми, да и днем — не очень живыми. Тянулось великое ясеньское противостояние. Трудней всего было мне выдерживать косые взгляды ясеньцев и вопросы, отчего я не беру город. Горожане свято верили, что не могла Золотоглазая прислать меня с "убийцей и зверем" Берутом мириться и посольство водить. Тетки ловили на улицах моих воинов и чуть глаза не выцарапывали, подначивая на битву. В конце концов мы сели в Гостином Тереме в полное сидение (спасибо, отец с мастером-оружейником не оставили нас без еды, а колодцы в теремах были свои). Кроме Старшинской Вежи, за рядой оставались еще оружейная башня и городские стены. Караулы заперлись по Берутову приказу в стрельницах и ждали нападения. Но ничего не происходило, и стражники дурели от летней жары и скуки, не зная, чем себя занять.
Мы — ждали.
На седьмой то ли восьмой день с нашего появления в городе раным-рано — зевающие сменщики караула только-только повылезли на стену — заполыхали стога на повороте Северного Тракта. Это был знак, что идет Керин. Едва густые дымы выросли в небо, моя полусотня и люди Брезана с молчаливого попустительства стражников захватили ворота Триглавы и открыли их подошедшему войску…
Плакала Наири. Частью от облегчения: она-то все думала, как сестре скажет, что Мэннор на ее глазах утонул… и даже тела не сыскали — кто-то куда-то увез… А тут слегка оголодалый, но живой и здоровый Мэннор загораживает широкими плечами от сердитого взгляда Керин.
— Я вас что — посылала город брать? — тихий голос Золотоглазой был пострашнее любого крика. — Посылала за оружием, посылала за посольством… — она поглядела на стиснутые кулаки. — Нам воевать с Незримыми — а всякая собака за подол хватает. Если идти на север, то немедля! А какое теперь немедля, тут весь зничень про… — Керин с размаху саданула кулаком по бедру и охнула. — Видеть вас не могу!