Винар разглядывал свои руки, словно видел впервые и теперь не знал, что с ними делать.
— Я не бог, девочка. У меня нет готовых ответов. Даже эту вот книгу писал не я.
Керин взяла гримуар на колени и бессознательно разгладила покоробленные страницы. Ветка шиповника выскользнула и упала, рассыпав лепестки.
Воин твердо взглянул в глаза Керин:
— Я отдам тебе свое прошлое. Вне посвящения. Просто слова.
— Да!
Бежало время.
Наконец Керин спросила, глядя на замирающий огонь:
— Где мы возьмем столько ладей?
— Лето было сухим: войско сумеет пройти вдоль левого берега. А вьюки повезете лодками. Тогда… когда я вел дружину… лето было такое же. Почти без дождей. Става обмелела, а болота высохли. Только нас было меньше, и мы шли на юг, — он резко тряхнул седой головой. — Отправь кого-нибудь надежного разведать дорогу. И узнать, что сейчас в Туле — корни Незримых тянутся оттуда.
Керин закусила губу. Огонь облил красным ее вытянутые к решетке очага ноги. Винар вздрогнул.
— Хорошо, — она со вздохом захлопнула позабытую книгу. — Мы вернемся в Сарт и снарядим людей на высмотр. Мэннор пойдет. Он чувствует себя виноватым.
Дедуня кивнул, нежно приподнял лицо Керин за подбородок, заглянул в золотые глаза:
— Хотел бы я понять, что такое есть в тебе, девочка… У них… у нас были… есть: войско, опытные военачальники… Гордость. Доблесть. И все же… одна ты посмела заступить Незримым дорогу.
Войско Золотоглазой вышло из Ясеня на восходе, упорная живая река. Переливы красок и теней скользили по нему: играло солнце на шлемах, умбонах щитов и наконечниках копий, на металле конской упряжи. Войско уходило в клубах пыли, грохоте подков, затихающем гуле навесного моста, а со стрельниц, с зубчатых стен, с окружавших Ясень холмов вслед ему по-разному смотрели люди. Подняли копья в безмолвном приветствии стражи ворот, тяжело всплеснули вывешенные в скважни знамена. Кто-то махал рукой, кто-то беззвучно плакал. Неслись вдогонку, меся пятками дорогу, неугомонные мальчишки…
Керин медлила.
Уже отголосили, отпрощались, выпили последний кубок, сплеснув богам. Уже опустел мост и прилегающий к нему конец дороги, уже зниченьский ветер разметал пыль и очистил воздух… И только тогда вышел из толпы и заспешил к Золотоглазой мастер Брезан. Остановился у стремени. Даже верхом и в броне, она казалась подле него девчонкой. Оружейник сжал ее ладонь:
— От дедуни поклон. И удачи тебе, девонька. Всегда помни: Ясень поможет.
Она кивнула, и, нагнувшись, троекратно расцеловалась с Брезаном.
Качнулось белый с золотым солнцем значок. Подковы Вишенки выбили из дороги звонкую дробь, и Наири, следуя в хоругви, не выдержала, оглянулась, придержав Белогривого: над белыми городскими стенами под синим небом осени сияло трехцветье Ясеня: алый, синий, золотой. Подпрыгнуло и комом застряло в горле сердце.
"…Зниче, за какой окоем ускакали мы прежние? Где смеемся? Какие песни поем теперь? Морщинами врезались в лица потери и пыль дорог. Но город у нас за плечами, и, значит, нам есть что защищать".
Глава 18
На черно-зеленых улицах Туле, выжимая влагу из камней, ворочался невидимый, густо пахнущий ужас: с часа смерти Эстара, последнего вольного владетеля города, иначе уже и не было…
Внешне город остался прежним. Зеленел мох в щелях каменной кладки. Текла в каналах вода. Пронзали низкие тучи стрельницы древних Святилищ Крылатого…
Но в бледных лицах людей, словно в стертой меди колоколов, сквозили терпение и смиренность. И простодушная радость, что убили не их…
Однако замечали это лишь те, что пришли извне. И лишь им трудно было здесь дышать.
Мэннор вскользь думал об этом, торопясь по каменной набережной вдоль канала: высмотр закончен, можно расплатиться в гостинице и спешить на юг. Он потрогал через рубашку гладкий камень оберега, и к нему возвратилась бодрость.
Мэннор закинул голову, подставив лицо моросящему северному дождику. Дождик промыл небо, и в разломе туч оно стало истово синим, как его глаза.
Хозяин, учтиво кланяясь, поспешил купцу навстречу:
— Господин, вас дожидается дама. Я дал ей ключи от покоев.
Мэннор ухмыльнулся:
— Надеюсь, она так же хороша, как твое вино. Подай кувшин и обед на троих. Я зверски голоден.
Хозяин разулыбался. Ему не хотелось бы не угодить постояльцу, который останавливался у него всегда, и всегда же щедро платил за постой.
— Не ожидал…
— Судьба… — дама Тари помогла снять с плеч Мэннора намокший плащ. — Прости, но я велела затопить печи… Погода промозглая… Осень приходит сюда рано…
— Я не в обиде. Грейся.
Снял с огня кувшин с вином, разлил по кубкам. Протянул один Тари. Бледные женские пальцы сомкнулись на серебре. Мэннор поднял свой кубок. Тяжелая жидкость дымилась, раскачивая ягоды и орехи.
— Какую дорогу ты ищешь на этот раз?
Дама пригубила вино. Ее глаза над краем кубка казались зелеными камушками. Тари взметнула ресницами:
— Не ищу. Меня прислал рыцарь Горт.
Кубок Мэннора выплеснулся. Мужчина сжал пальцы, оставляя вмятины на его узорных боках.
— Чего же хочет рыцарь Горт?!
— Ничего. Рыцарь… Горт… предлагает помощь.
Небрежно, но хорошо рассчитанным движением Тари тряхнула головой, отчего булавки выпали, и ореховая грива распалась, осеняя лицо и плечи.
Мэннор взглянул на гостью и со стуком отставил кубок:
— Помощь? Тебя — вместо целого войска? Щедро!
Тари гневно закусила губу.
— Он согласился пропустить полки Золотоглазой через свой рельм.
— Торгуясь при этом, как меняла.
Дама чуть заметно улыбнулась, вспоминая их первую встречу:
— Купцу это привычно.
— Да, я купец! — заорал Мэннор. — И раз уж даме зазорно водить со мной компанию…
Тари, словно в испуге, прикрыла лицо ладонями (Мэннору невдомек было, что дама между пальцами напряженно следит за ним).
— Не прогоняйте меня, — произнесла она глухо. — Хотите, я на колени встану?
И, разглядев лицо Мэннора, едва не подавилась от смеха.
— Если я не исполню поручения, меня накажут.
— Благородную даму?
— Вот! — Тари рванула у горла ткань, и та поползла, обнажая старые шрамы от плети.
Мэннор, словно во сне, тронул нагое тело. Кожа была шелковистой и удивительно пахла юлтанскими благовониями.
— Вас били…
— Однажды…
— Я его ненавижу!
— О, не рыцарь Горт, нет!.. — Тари возмущенно взмахнула кистью, а потом потерлась щекой о руку Мэннора: — А меня? Меня тоже — ненавидите?
Мэннор отступил. Дама радостно ловила его тяжелое дыхание.
— У вас найдется иголка?
— Я позову служанку.
— Нет! Мало ли что она подумает… — чарующим голосом добавила Тари.
Мэннор отвернулся к окну, слушая, как шуршит ткань и Тари тихонько напевает за работой.
— Можете поворачиваться, — сказала она дерзко, — я уже одета.
— Ужин остыл, — невпопад отозвался Мэннор.
— Разогреем потом. То, что я должна тебе сказать, намного важнее.
Она училась терпению у кшиши. Эта кошка настигала свою добычу коротким рывком, но если рывок пропадал втуне, то кшиша упорно и терпеливо, забывая о сне, поджидала в колючих зарослях и выскакивала из засады уже наверняка.
Высокий светлоглазый мужчина был ее добычей. Тари уже упустила его однажды. Чего ей ждать, если это произойдет и теперь? Шелковой удавки? Камня на шею? Очереди форканской караульни? Она передернула плечами.
— Тебе холодно? — спросила добыча.
— Да. Обнимите меня.
Слово свидетеля. Черная сестра
…Обними меня и целуй долго-долго. Пусть ночь перетечет в рассвет. Я просто задерну полог. Ты не знаешь, что уже обречен. Любовь — непростительная роскошь, когда идет война.
— Тебе хорошо со мной?
— Да, Керин.
— Что ж, давай поговорим о Керин.
Лицо Мэннора сразу делается чужим и застывшим, и я понимаю, что ошиблась. Я вцепляюсь зубами в подушку. Мне страшно. Я как будто иду по трясине. Мне так часто скалилась кобылица-удача, что это не может, наконец, не закончиться. Черная Сестра, не сейчас!