— Не пойду, — говорю я сквозь зубы.
Раннор хмурится:
— Послушай-ка, это уже не шутка. Говорю тебе, здесь опаснее, чем ты думаешь. Чем скорее ты уйдешь из замка, тем мне будет спокойнее.
— За себя?
— За тебя, дерзкая ты девчонка!
Он с силой схватил меня за руку и потащил к выходу. Я сопротивлялась, но не очень сильно, потому что не знала, что у него на уме. На дворе было пусто, только какая-то служанка с ведрами уставилась на нас, открыв рот. Раннор перехватил меня за шиворот и торжественно повлек к воротам.
— Где тебя искать? — шепнул он на ходу.
— Что?
— Где остановилась?
— А-а… в лесу землянка, — я указала несколько примет. Похоже, это место было Раннору знакомо.
— Вон!
Церемония изгнания завершилась ощутимым толчком в спину. Я вылетела в ворота, споткнулась, вскочила и под дружный гогот стражей бросилась прочь.
Раннор пришел поздно вечером, когда я уже перестала надеяться. В землянке стало почти темно, только слабо светился зелено-серый мох, облепивший изнутри стены, отчего куча сухих листьев в углу казалась притаившимся зверем…
Громко посапывал Белогривый…
Я устала от ожидания. Еще днем я смыла грязь, переоделась и спрятала в тюк лохмотья. Если что, то пусть уж в этой хижине убьют не безвестного лазутчика, а меня, Наири, спутницу Золотоглазой.
Зачем я шла в Форкан? Что мне понадобилось? Хорошо, что Керин не спросила этого, а то бы я не смогла ответить… Нет, не только ради нашего блага пустилась я в путь, ради себя тоже. Хотела увидеть прежнего Раннора… как будто это возможно: обмануть разделившие нас судьбу и время.
Так, углубясь в тяжелые мысли, почти не замечая наплывающей темноты, я и сидела, и не услышала бы легких шагов, если б не Белогривый. Он всхрапнул на дверной проем, и я поняла, что Раннор стоит там и перебирает колечки пояса: детская, забытая и вдруг всплывшая в памяти привычка. Похоже, он не показался коню угрожающим, Белогривый снова взялся за свою траву.
— Ты меня ждала или кого другого?
Он в упор смотрел на меня: даже в темноте ощущала я этот взгляд, и очень трудно было не отвести глаза. Раннор усмехнулся:
— Так что же хочет знать Золотоглазая?
— Не она. Я, — облизнула внезапно пересохшие губы.
— Она тебя послала.
— Говорю еще раз: никто… никуда… меня… не посылал. Я сама…
— Боги, какая самоотверженность, — он рассмеялся… страшно.
— Не пробуй меня разозлить.
Раннор шагнул ко мне:
— И не думаю… Ну, да… Конечно же, это твое дело: беречь и охранять.
— Да.
— Плохо.
— Что?
— Плохо охраняешь. Я прошел — пройдут другие.
Я почувствовала, что хочу разреветься от бессилия. По-детски, отчаянно и громко. Размазывая слезы по щекам. Чтобы Раннор, как тогда, вытирал их комком листвы, сорванной с липы. Не-ет. Он же совсем чужой, этот стоящий напротив человек с его ощутимой даже в темноте ухмылкой и твердым намерением убить мою сестру. Господи, ну какая же я дура! Я переглотнула. Слезы уже текли. Хорошо, что он не видел.
Последним, отчаянным движением я вынула из-за пазухи оберег:
— Вот. Пора бы выбрать себе бога, не маленький.
Он отшатнулся. Нет, протянул ладонь, но она как-то неуверенно зависла в воздухе.
— Бери, — сквозь зубы повторила я.
И почувствовала тепло его руки.
Раннор присел на кучу сухих листьев, обнимая руками колени — еще одна привычка из прошлого.
— Откуда он у тебя?
— Нашла в палатке. Цепочка порвалась. Пришлось чинить.
— Ну да…
Мне показалось, он улыбается.
— Ловкие руки ты унаследовала от отца, Наири. А вот откуда в тебе это неуемное любопытство, не пойму.
— Работа такая.
Теперь он засмеялся в открытую. И это был не судорожный злой смех, который меня так пугал.
— Ну, ра-аз работа… — он резко сделался серьезным. — Ты видела наших гостей, Наири.
Я кивнула, забыв, что он не видит меня в темноте.
— Тот, сумрачный, косоглазый — Фрост.
Я прикусила язык. Фрост! Самый могучий и опасный рыцарь Севера. Прислужник Незримых. Весть была не просто страшная. Оглушающая.
— Они… сговорились? — с трудом спросила я.
— Похоже. Очень похоже. Хотя пока… он не приносит жертв.
Я все так же кивала, почти не разбирая его слов: Го-орт… под властью Незримых… О Керин, Керин!
Раннор осторожно коснулся моего плеча.
— Если я узнаю что-либо еще…
— Да, да. Я приеду.
— Нет, — стал втолковывать он мне, как ребенку, придерживая за плечо. — Я найду способ снестись с тобой. Приеду сам. Я даже ничем не рискую: Горт не отменял своего задания.
Тупая игла вошла мне в сердце.
— Я должна ехать, Раннор. Прямо сейчас. Она же ничего не знает. Она и не поверит, наверное…
Мы вместе вышли из землянки, за нами протиснулся Белогривый. Я седлала его почти наощупь: ночи опять становились длинными.
Раннор стоял рядом, мне все казалось, я ощущаю его дыхание. Но, возможно, это был ветер. Потрескивали невидимые сучки под ногами, ночные зверьки, пугливо пища, суетились в траве. Пряталась за тучами луна.
Через два часа знакомыми Раннору тропками мы вышли к Ставе, спустились по обрывистому берегу. Раннор подсадил меня в седло, и Белогривый поплыл. И только когда поздно уже было возвращаться, я подумала, что забыла спросить Раннора о второй гостье Горта — лисокудрой даме, одетой в зеленое.
Глава 20
Слово свидетеля. Судьба.
День не задался с утра.
Во-первых, Керин не оказалось в лагере. Во-вторых, объявился Мэннор…
Велем выслушал мои известия и велел отдыхать, все равно до возвращения Золотоглазой ничего решать не будут. Отдыхать?! Или они все так уверовали в Избавительницу, что сами разучились действовать?
И Горт. Бедняжка… Все войска стянул на юг… северная граница так облысела, что Прислужникам отпора не можно дать, ох-хотничек!..
Эта ложь была последней каплей в чаше моего терпения. Я шипела не хуже кшиши. А тут еще Тума под руку:
— А рассказать ли вам сказочку?
И нет бы окоротить, так давай, рассказывай!.. Этот и рад.
Жил, говорит, на севере в давние времена один владетель. Старенький, труха сыпется. И напало на его владения чудище, злое, голодное. Кур ест, коров, девушек — что под руку подвернется. А были у того владетеля герои — мужики с сосну ростом, плечи — во, ручищи — во…
Молчал бы уж, худище белобрысое, чем на себе показывать… А с Тумы все, как с гуся вода:
…Прибегает владетель к старшему, голосит. Дружочек, значит, чудище совсем замучило, поело, потоптало. Надел бы ты шлем, взял сулицу… А старший вояка бороду гладит, в голове тешет: подумать надо. Да сколько думать будешь, владетель орет. А тот ему: да месяца с три. Ну, не сварилось каши. Бежит владетель к среднему…
А командиры рты пооткрывали, глаза завели, смотреть противно. И меня Велем за руку придерживает, чтобы не сбежала.
…Прибежал, — бает дальше Тума, — к среднему. Брык на колени: дескать, голубчик! Пособи! Совсем чудище наглое замучило. Скоро весь рельм сожрет. А средний герой мнется, ровно красная девица. Подумать надо, говорит. Владетель только руками всплеснул: да сколько ж ты думать станешь? А тот ему: да месяца два. Владетель волосы на себе рвет, уже совсем лысый. Бежит к последнему, младшему. Надежа ты моя! Чудище стозевно, всех побило, пожрало. Спаси! Хватает третий латы, шлем, ремешки быстренько затягивает. Владетель ему: так голубчик, а подумать? А тот в ответ: а чего тут думать? Тикать надо!..
Парни заржали. Тума со значением поглядел на меня. Но я только гневно зыркнула, вырвала у Велема руку и убежала в лес. И сидела там до полудня, благо, никто меня не искал.
…Всадник выехал прямо на меня из зарослей рябины, и я, узнав, почти с сожалением задвинула меч в ножны.
— Одиноких витязей стережешь, Наири? — то ли ядовито, то ли грустно окликнул он.
Мэннор, леший тебя задери, именно когда и без тебя тошно… Я промолчала. Но сегодня он был настойчив. Спрыгнул, окоротил коня, с яростью рванув собранные в кулак поводья. Подошел так близко, что стал ощутим его запах — пота, кожи, железа. Синие глаза метнулись, точно искали кого-то или что-то пытались скрыть.