Отражение
Немой затон задумался, без дна,
Хоть может быть есть где-то дно, глубоко,
Молва его зовёт Морское Око,
Моря ушли, но память их верна.
В том озере морская тишина,
Изысканная грёза одинока.
Так в мире захотела прихоть Рока,
Хрустальная безгласна пелена.
С высот в затон глядится Месяц сонный,
Отображённый лик преображён,
Колдун безумных, вещих, дев, и жён.
Прядут мгновенья в тишине всезвонной
Действительность и тканный воздух сна.
Прекрасен разум, в зеркало влюблённый.
Сад
В начальных днях сирень родного сада,
С жужжанием вокруг неё жуков,
Шмелей, и ос, и ярких мотыльков,
Есть целый мир, есть звёздная громада.
Увита в хмель садовая ограда,
Жасмин исполнен лунных огоньков,
А лето с пересветом светляков
Как служба ночью в храмах Китеж-Града.
Он нашим был, весь этот дружный лад
Сплетений, пений, красок, очертаний,
Где был певуч и самый звук рыданий.
В хрустальной глуби музыка услад,
Ушла в затон созвенность стройных зданий,
Но счастлив тот, кто в детстве видел сад.
Мёд
Мне нравились весёлые качели,
Пчела, с цветка летящая к цветкам,
Весенний смех и пляс и шум и гам,
Хмель Солнца и созвездий в юном теле.
Но чащи, золотея, поредели.
Мне нравится молчащий гулко храм,
А в музыке, бегущей по струнам,
Глубокие тона виолончели.
Как много убедительности в том,
Что говорят играющие струны:
Не юноши, а мы с тобой здесь юны.
Свирель журчит, слабея, за холмом,
А к нам идут колдующие луны,
И мёд густой есть в улье вековом.
Сарасвати
На перьях многокрасочных павлина,
Святого Брамы мудрая жена,
Сидит, – в руке у Сарасвати вина,
На вине светит каждая струна.
Ещё стоит на лотосе она,
Всей Индии священная картина,
Глаза миндалевидные без дна,
Цветок мечты, в нём пламень сердцевина.
Богиня пляски, музыки, и слов,
Что ткут стихи в словесном поцелуе,
Медвяный гимн из мировых основ.
С ней, краснопевной, мир наш вечно нов.
Звени, струна, шепчитесь, вихри, струи,
В многосиянье радужных тонов.
Пение
Я был над Гангом. Только что завеса
Ночных теней, алея, порвалась.
Блеснули снова башни Бенареса,
На небе воссиял всемирный Глаз.
И снова, в сотый раз, – о, в миллионный, –
День начал к ночи длительный рассказ.
Я проходил в толпе, как призрак сонный,
Узорной восхищаясь пестротой,
Игрой всего, созвенной и созвонной.
Вдруг я застыл. Над самою водой,
Лик бледный обратя в слезах к Востоку,
Убогий, вдохновенный, молодой, –
Возник слепец. Он огненному Оку
Слагал, склоняясь, громкие псалмы,
Из слов цветных сплетая поволоку.
Поток огня, взорвавшийся из тьмы,
Светясь, дрожа, себя перебивая,
Дождь золотой из прорванной сумы, –
Рыдала и звенела речь живая.
И он склонялся,
И он качался,
И расцвечался
Огнём живым.
Рыдал, взметённый,
Просил, влюблённый,
Молил, смущённый,
Был весь как дым.
Размер меняя,
Тоска двойная,
Перегоняя
Саму себя,
Лилась и пела,
И без предела
Она звенела,
Слова дробя.
Страдать жестоко,
По воле рока,
Не видя Ока
Пресветлых дней, –
Но лишь хваленье,
Без мглы сомненья,
Лишь песнопенья
Огню огней.
Привет – пустыням,
Над Гангом синим
Да не остынем
Своей душой.
Слепец несчастный,
Певец прекрасный,
Ты в пытке страстной
Мне не чужой.
И если, старым,
Ты к тем же чарам,
Сердечным жаром,
Всё будешь петь, –
Мысль мыслью чуя,
Вздохнув, пройду я,
К тебе в суму я
Лишь брошу медь.
Индия