А когда завечереют рощи,
Месяц явственнее обозначится,
Невеликий прохрустит морозец,
Хрупкими сосульками расплачется.
* * *
На желтое сыплется белое,
И на зеленое падает снег,
Хрустит он — как яблоко спелое,
Печалится — как человек.
Рыдает — как малый ребенок,
Когда потеплеет, когда
Большие ладони пеленок
Сердитая тронет вода.
А как торжествует он, если
Притихший взыграет мороз!
Как будто повсюду березник
Высоко-высоко возрос.
Как будто певучая Вологда
Явила свои кружева…
Забагрянела от холода
Осенняя синь-синева.
Разостланы по луговине
Беленые чьи-то холсты.
Как манна небесная, иней
На вербные выпал кусты.
Обрадовал мой первопуток,
Мою осчастливил тропу,
Что поднимает так круто
Закатной печали трубу.
* * *
Над вечной тайной вечного покоя
Склонилась вечереющая грусть,
Рябины неутешенное горе
Явила аввакумовская Русь.
Глаголят горькие уста рябины,
Пунцовые рассыпались слова…
С кладбищенской просторной луговины
Не сходит пожелтевшая трава.
Она пунцовое обвила слово,
Она забвенье вечное дала.
И вроде нет и не было былого —
Дотла сгорели жаркие дрова.
«А ты чего-то жаждешь, человече?
Томишь свой дух и плоть свою томишь»,
Неторопливые струятся речи,
Мою живую будоражат мысль.
«Се суетство, произволенье, ибо
Несть памяти ушедшему греху».
Я благодарствую, я говорю спасибо,
Я что-то непонятное реку.
Неоспоримое хочу оспорить,
Себя певучей утвердить строкой,
Мое пшеничное сияет поле
Над грустно вечереющей рекой.
Над вечной тайной вечного покоя
Моя живая торжествует мысль,
Она над засыпающей рекою
Притихший растревожила камыш.
* * *
Надвигается осень. А я не могу,
С летом я не могу распроститься.
Голосит на лугу
Чья-то птица.
Чья-то скорбная-скорбная плачет душа,
На отаву подросшую плачет,
За спиной камыша
Лик свой прячет.
Зябко дышит охотничьей хрупкой зарей,
На озера широкие дышит,
Над остывшей золой
Что-то слышит.
Свой последний, прощальный поклон положить
Приготовилось красное лето,
Где-то в поле во ржи
Песня спета.
Ну а я не могу, не могу, не могу,
Сам с собой не могу распроститься,
Голосит на лугу
Чья-то птица.
* * *
Наконец-то разведрилось. И наконец
Разгулялись озера и реки,
Скачет ветер на белом коне,
А в лесу поспевают орехи.
А в лесу поднимают грибы,
Кажут шляпы под каждой сосною.
Без дороги бреду, без тропы,
Над овражной скольжу крутизною.
На горе удержаться хочу,
На высокой ее колокольне,
Вижу я, как к лесному ручью
Обнаженные тянутся корни.
Проливным нависают дождем
Над лягушечьей дикой отрадой…
Скорбный дух мой давно приобщен
К светлой грусти коровьего стада.
Прохожу по коровьей тропе,
Направляюсь к березовой пуще,
Чтоб мой дух ни о ком не скорбел,
Я по заячьей движусь капусте.
Пробираюсь, иду напрямик,
Подобру я иду, поздорову,
Ну а кто-то к березе приник,
Кто-то пеструю гладит корову.
* * *
Начинает дождить. Начинает
Полегоньку бусить, моросить.
Русской осени дивный орнамент
Начинает слышнее грустить.
Пунцовеет, желтеет слышнее
По яругам разросшийся лес,
И никто-то, никто не посмеет
Над березой топор свой занесть.
И никто не тревожит осину,
В моросящей трусится воде…
Никакому-то сукину сыну
Здесь давно не дано володеть.
Даже серые-серые волки
Своего не теряют лица,
Упаслись от вонючей двустволки,
От ее убежали свинца.
И зайчишка — глядит косоглазо
На лосиный нетронутый мох,
Сколько присказок знает он, сказок
Про лесной расписной теремок!
Про синичку-сестричку, что сразу
Все леса подожгла, все моря.
А и вправду и к дубу и к вязу
Прикоснулась сестричка моя.
* * *
Не забытая мною женщина
Все-то снится мне, все-то видится…
Где она своего неувечного,
Золотого узрела витязя?
У какого лесного озера
Повстречала его, приветила?
К сердцу вольному приморозила
В полдень солнечный, в полдень ведренный.
Ну а может быть, и не встретила,
Никого она не увидела,
В полдень пасмурный, в полдень ветреный
С лебеды своей слезы вытерла.
Сердце робкое, сердце вещее
Притуманила, пригорюнила,
Ах ничем оно не увенчано
И никем-то не приголублено!
Пригорнулось к плакучей ивине,
К одинокой припало горечи,
Все-то, все оно в зябком инее,
Все-то, все оно в зябкой мороси.
Я хочу, чтоб скорей потеплело,
Из промозглого вышло морока,
Пусть цветущее великолепие
Приподнимет моя черемуха.
Не забытая мною женщина
Все-то снится мне, все-то видится,
Пусть она своего неувечного,
Золотого узреет витязя!
* * *
Не устану и не перестану,
Буду до скончания веков
Прикасаться к полевому стану
Утренним дыханьем облаков.
На стручки усохшего гороха
Утренней прохладой упаду,
Голосом библейского проррка
Усмирю полынь и лебеду.
Прибодрю полегшее мое,
Колосистое возвышу поле,
Пусть не омрачает воронье,
Не тревожит небо голубое.
Чистая сияет голубень,
Пусть она в глаза мои глядится,
И неугомонный воробей
Чистой освежается водицей.
* * *
От цветущего льна всё-то поле сине,
Ну а небо, оно бирюзово.
Возвратился, в родное явился село,
Бирюзовые вижу озера.
Веселю неуемную душу свою,
Услаждаю ее земляникой,
Ключевую, как ландыш, хватаю струю
Под березой моей белоликой.
Исцеляю себя, обретаю себя,
Выхожу из глубокого гроба,
Под спасительной крышей родного села
Слышу благовест первого грома.
Запоздало гремит, запоздало стучит,
Бирюзовое грохает небо,
А березка моя величаво молчит,
Не страшится всевышнего гнева.
Я и сам, учащенно, утробно дыша,
Не бегу я ни к дубу, ни к вязу,
Подставляю под первые капли дождя
Белых пригоршней добрую вазу.