А в один прекрасный летний день чужаки вдруг собрали свои бумаги и вещи и уехали. Вскоре из леса вернулся одичавший кот, послонялся по комнатам, поморщился на чужой запах, помяукал, да и завалился спать в кресле-качалке. Куркиёка спустился к нему с чердака, прилёг рядом, пригрелся.
Так они и лежали, забытые и покинутые существа из бывшей жизни, в кресле-качалке, купленном хозяином на деревенской ярмарке в тот год, когда они с молодой хозяйкой ждали первенца. Хозяин любил в нём сидеть вечерами. Хозяйка укачивала детишек сидя в кресле, когда они, маленькие, бывало, плакали. Качание быстро их успокаивало. И старшая хозяйка посиживала в нём со своим вязанием. И старший хозяин. А потом и дети. Они так раскачивались, что не раз кувыркались вместе с креслом через спинку, к ужасу обеих хозяек. С годами обивка кресла поистёрлась, и старшая хозяйка связала на него удобный шерстяной чехол. И снова вся семья по очереди сидела в кресле и качалась.
За полгода пребывания в доме чужих чехол истрепался и перепачкался.
Да и вообще, дом был на себя не похож. Грязные полы, кое-как отмытая и сваленная вперемешку посуда, не застеленные кровати без подушек. Фанерка вместо выбитого стекла. Кот днём уходил в лес, а ночевать приходил домой. Ловил распоясавшихся мышей.
Новые чужие
А потом в дом въехали новые чужие – «он» и «она». Куркиёка снова спрятался на чердаке. Эти прибыли сюда жить. Привезли с собой какие-то тюки, разложили по шкафам свои тряпки. Эти не кричали. Разговаривали тихо и непонятно. «Она» растопила печку, и с кухни снова запахло едой. А «он» сразу отправился с топором в лес, привёз оттуда на чьей-то телеге несколько брёвен и стал их пилить, а затем колоть – дрова заготавливал. Куркиёка одобрил, что «он» не трогал старых берёз у дома, как это делали первые чужие.
Своей лошади с телегой у них не было, одалживали где-то. «Она» развела огород, это было сложно после разгрома, учинённого колёсами грязных машин. Дети у них были, двое.
Кот вернулся в дом. Одичавший, клочковатый. Новые чужие удивились, но не прогнали. Поняли, что это не пришлый, а самый что ни на есть местный, свой кот. А как кот поймал мышку, что возилась в углу по ночам и вечно что-то грызла, так «она» полюбила его как родного. Сами впроголодь жили, но кота подкармливала. За это куркиёка немного оттаял к ним, понял, что люди они добрые, хоть и всё равно чужие.
Однажды курикиёка нашёл за печкой блюдечко с молоком. Хотя, какое там, не с молоком, конечно, а с сухариками, разведёнными на воде. Откуда у них молоко, самим есть нечего. Так вот, как увидел куркиёка угощение, то ещё больше смягчился и даже съел несколько корочек из блюдечка. Потом в щёлочку видел, как новая хозяйка обрадовалась, что угощения убыло, усмехался. Но за хозяев он эту новую семью не признал. Чувствовал, что они сами не рады от того, что переехали сюда на чужбину.
Но в эти людские сложности куркиёка не вдавался. Сами устроили себе ужасную жизнь – то у них бубухи с дрожанием земли, то машины прямо в огороде, а в доме страшные чужие. Теперь эти новые чужие – славные, но всё равно чужие.
Куркиёка оставался верен своей семье, той, которая жила здесь когда-то и убежала от страшных бубухов и нашествия чужих.
«Он» затеял городить забор вдоль дороги. Сроду там заборов не было. А за сараем какие-то люди начали стройку, строили новый дом. Сосну срубили. Куркиёка даже не смотрел в ту сторону, чтобы не расстраиваться.
Где всю жизнь был лес, эти новые чужие стали строить новые дома. Расширили лесную дорогу, по ней забегали люди и заездили машины. Грязь, конечно, развели жуткую, но люди были весёлые, соседний дом строили добротно, куркиёка оставался на чердаке и иногда ел сухарики, которые оставляла ему «она».
«Она» постоянно стирала, младенчик у них народился. Пелёнки бесконечно сохли на верёвке, которую «он» протянул между соснами.
Хозяйское радио – так, оказывается, называлась музыкально-разговорная коробка – они тоже слушали. Это радио сначала погрузили в свою машину первые чужие, но главный велел вернуть его на место.
Повторилась та же история, что и в первый раз с радио: сначала люди слушали музыку, а потом всё больше разговоры. «Она» принималась плакать, а «он» хмурился. Наступила осень. Прошёл год с тех пор, как ушли хозяева и кончилась нормальная жизнь. Пелёнки переехали сохнуть в дом. Над дровяной плитой протянули несколько верёвок, и, когда её топили, пелёнки покачивались от тепла, поднимавшегося от плиты. Сохли быстро. Прошла зима. Дом за сараем достроили, куркиёка опять всё больше лежал на чердаке, глядя на верхушки сосен и скучал по своим. Он грустил, но чувствовал, что правильно сделал, что остался. Как бы дом в одиночку переживал нашествия всех этих чужих? А так хоть кто-то свой. Кот, конечно, не в счёт. С кота какой спрос – захотел пришёл, а захотел – убежал в лес на неделю. Пришла и кончилась весна, наступило лето, «она» вскопала и засеяла огород. Куркиёка одобрил, хорошо вскопала, аккуратные получились грядки. Вымыла окна, постирала занавески.