— В точку, — соглашается Чес. — Но мы нашли тебе новое применение.
Стю опять лихорадочно кивает.
— Да, но я не жалуюсь. Конечно, было классно, когда я жил там в доме вместе со всеми вами, ребята. Фрэнк всегда очень мило со мной обращался. Но Эдди… у нас с Эдди… у нас большие различия. А здесь со мной по-настоящему хорошо обращаются. Когда я в конском наряде, все очень мило со мной разговаривают и каждый день шкуру чистят. — Он делает паузу, словно желая припомнить еще какие-то радости вновь обретенной работы. — И ячменя дают, сколько мне хочется.
— Да… вот это и впрямь кайфово, — говорю я.
— А когда я выигрываю — то есть такое не должно часто случаться, сами знаете, чтобы ставки сбить и всякие такие дела, — но когда я выигрываю, мне позволяют венок носить… в общем, все просто здорово. Просто здорово, потому что…
— Хорэ, — перебивает Шерм. — Я все прикинул.
— Вот как славно, — говорит Стю. — Я тут думал, может, нам пойти вместе позавтракать…
— Садись.
— Что?
— Садись, говорю. Винни, добудь-ка стул для нашего мальчика.
Единственное, что мне удается найти в конюшне, это невысокие скамеечки для ухода за лошадьми, и я притаскиваю одну такую скамеечку в центр помещения.
— Подойдет? — спрашиваю.
— Дерьмовато, — говорит Шерм, — но подойдет. Садись, Стюха.
Сноха садится, глядя на нас глазами потерявшегося щенка, который рад найти нового хозяина. Шерман кивает Чесу, тот роется в своей сумке из мешочной ткани и достает оттуда хороший кусок веревки. Прежде чем у меня находится время о чем-то спросить, толстые руки Стю уже связаны у него за спиной, а мощные ляжки притянуты веревкой к скамеечке. Такого поворота событий я совершенно не ожидал, и не успеваю я этого понять, как уже ощетиниваюсь. Именно в этой точке большинству гангстеров следует выставлять меня из помещения. Но Чес с Шерманом почему-то этот критически важный шаг пропускают.
— Ребята? — с надеждой говорит Стю, и тут накопившаяся в воздухе негативная энергия наконец-то проникает сквозь его толстый череп. — Ребята, вы что…
— Винни, — обращается ко мне Шерм, — как по-твоему, похож этот парень на дебила?
Я уклончиво пожимаю плечами:
— А ты уверен, что тебе хочется это проделать?
— Я спросил, похож ли этот парень на дебила. Нет смысла лгать.
— Самую малость.
— Ara. Ara, самую малость, верно? Так вот. Позволь мне тебя заверить — он только прикидывается.
Стю мотает головой, пот струится с его блестящего чешуйчатого лба.
— Нет, Шерм, я не прикидываюсь…
— Прикидываешься. Скажи-ка мне, Стюха, до того, как ты бежал на Олимпиаде, ты в каком университете учился?
Стю что-то еле слышно бормочет. Шерман придвигается ближе.
— Извини, приятель, тебя не слышно. Хочешь говорить?
— В Принстонском, — признается Стю. — Но… но я туда просто как спортсмен ходил. Как легкоатлет.
— Верно. И классный легкоатлет, — соглашается Шерман, обходя по кругу массивного раптора, притянутого веревкой к скамеечке. Пока он идет, свет то и дело отражается от его тела, и солнечные лучики впиваются Стюхе прямо в глаза.
— Но вся соль Принстона, — продолжает Шерм, — как и соль всех старейших университетов Новой Англии, в том, что просто спортсменам там никаких стипендий не дают. Все эти университеты — всего лишь спортивная коалиция вроде Большого Востока или Тихоокеанской Десятки. Там дают только академические стипендии — базовые пакеты финансовой поддержки. Вот почему они сливают почти на всех спортивных соревнованиях. Ясное дело, большинство спортивных пацанов идет туда, где платят наличные. Итак, там есть спортивные команды с посредственными игроками, зато у этих игроков имеется одна вещь, которая в спорте обычно не нужна, — мозги. Отсюда выходит, что всякий, кого выпускает Принстон… а я так понимаю, ты Принстон закончил, да, Стюха?
— Закончил, — хнычет тот с таким видом, словно ему очень стыдно. Такое ощущение, будто он признается не в том, что закончил Принстон, а в том, что его пинком под зад вышвырнули из средней школы Лос-Анджелеса.
— Итак, всякий, кто закончил Принстон, должен иметь в башке больше двух серых клеточек, чтобы они друг о друга терлись. А весь этот театр про старого усталого Стюху, который вообще ничего не сечет, ни в какую сюда не вписывается. Думаю, ты нас продинамил…
— Нет, — твердо говорит Стю, пока все его могучее тело содрогается под веревкой. — Нет, это не так!
— …и еще я думаю, что вы с Пепе тут заодно.
Теперь, когда вся тяжесть ситуации наконец на него обрушивается, Стю начинает откровенно трястись. Веревка, плотно стягивающая его руки и ноги, скребет по чешуйкам, оставляя заметные вмятины.