— Я по-прежнему не очень понимаю, зачем вы мне все это рассказываете, мистер Талларико. — Тут я вижу, как Томми, стоящий за спиной у мафиозного босса, делает мне отчаянные жесты — мол, подожди, выслушай.
— Подготовка, мистер Рубио, подготовка. Мне нравится, когда нанятые мною люди входят в дело заблаговременно предупрежденными и вооруженными. Итак, эта группировка гадрозавров отправила в Лос-Анджелес своего представителя, чтобы провернуть кое-какой бизнес вместе с нашей семьей. Выбранного ими парня зовут Нелли Хагстрем. Это вам ни о чем не говорит?
Я качаю головой:
— А что, должно?
Талларико пожимает плечами:
— Он владеет кое-какими ночными клубами в Саут-Биче. Любит азартного игрока из себя строить. Отдел светской хроники — такого рода дела. Подобное привлечение к себе внимания, на мой взгляд, не идет на пользу организации, но это их семья, и если они хотят играть так, то бога ради. Все вышесказанное означает, что мне по-прежнему нужно вести с ними бизнес, и с Нелли в особенности. Он прилетит сюда на пару недель, однако я подозреваю, что в этот его визит на Западное Побережье мой дом станет не единственной его остановкой. Мне необходимо знать, куда он ходит, с кем видится и, если возможно, о чем разговаривает. Вот зачем вы сегодня здесь. Вот почему я попросил о встрече с вами.
Я прикидываю, что вполне можно выразиться совсем откровенно — просто для гарантии, что я на верном пути.
— Итак, вы хотите, чтобы я сел на хвост крупному дельцу из враждебной мафиозной семьи.
— Разве я сказал «враждебной»? Кто в данном случае враги? Это всего лишь бизнес — вполне примитивный. Все, что мне нужно, это сведения. Уверен, подобного рода работой вы постоянно занимаетесь.
Мне приходится это признать.
— Но обычно это бывают мужья, подозревающие своих жен в супружеской неверности, или страховые компании, проверяющие подозрительные заявки.
— Значит, вы расширите свой горизонт.
— А почему бы вам не поручить одному из ваших людей этим заняться? — предлагаю я. — Уверен, они на это способны.
— Несомненно. Однако я не могу идти на такой риск. Хагстрем может кого-то из них засечь. У него не возникнет ко мне доверия в делах нашего бизнеса, если он узнает, что я приставил к нему хвоста. Нет, мне нужен человек извне, но тот, кому бы я смог доверять. Вы, мистер Рубио, кажетесь мне именно таким человеком.
Я пытаюсь найти выход, но вариантов становится все меньше и меньше.
— Я очень дорого стою.
— А я очень богат.
— У меня куча дел.
— Которые вы можете с легкостью перепоручить другим. — С фацией балетного танцора мистер Талларико поднимается из глубокого плетеного кресла и возвышается надо мной, не сводя с меня пристальных глаз. — За небольшие проблемы, связанные со слежкой за этим самым Хагстремом в течение следующих двух недель, я с радостью заплачу вам двадцать тысяч долларов наличными.
— Двадцать тысяч, — повторяю я, и мой рот мгновенно наполняется незримыми пачками буро-зеленой бумаги, сильно затрудняя речь. — Наличными.
— Или, если желаете, эквивалентным объемом товаров. Вы предпочитаете автомобиль? Или ювелирные изделия?
— Нет-нет… — с запинкой отзываюсь я, пока роскошная цепочка нулей застревает у меня в глотке. — Наличные вполне подойдут.
— Итак, вы безусловно понимаете, что Хагстрем и его коллеги не должны вас засечь, а если они все-таки это сделают, вы никогда и ни при каких условиях не должны разглашать информацию о вашей связи со мной. Это ясно?
— Мистер Талларико, — приступаю я к своей последней, слабой попытке выпутаться, — я не могу…
— Прошу тебя, Винсент, — настаивает он, — зови меня Фрэнк…
Тут все и заканчивается. Теперь я фактически на ты с мафиозным боссом велоцирапторов Лос-Анджелеса. Сомневаюсь, что это противоречит какому-либо из двенадцати шагов моей реабилитационной программы, но, с другой стороны, не могу себе представить, чтобы на что-то подобное благосклонно посмотрели на следующем собрании типа «пунш и печенье».
Дальше я получаю информацию о том, где мне найти Нелли Хагстрема, когда он прибудет в Лос-Анджелес, — время его прилета в международный аэропорт и номер рейса, отель, где он остановится, — а также инструкции отчитываться перед мистером Талларико — перед Фрэнком — не реже, чем через каждые двое суток. Прежде чем я успеваю толком все осмыслить, мы с Томми уже жмем Фрэнку руку и выходим из солярия, а один из телохранителей идет следом за нами. Как только двери закрываются, здоровенный малый подходит ко мне, протягивая толстый бархатный саквояжик.
— А это, должно быть…
— Оплата.
Двадцать тысяч долларов, двадцать пачек по десять сто долларовых купюр, и каждая пачка аккуратно перевязана зеленой банковской лентой. Частичка меня хочет бросить саквояжик на землю и побежать прочь; другая частичка желает немедленно пойти в универмаг и купить новую стереосистему. А один совсем малюсенький клочок моего мозга громко пищит: «Наплюй на все! Теперь самая пора пойти и базиликом закинуться!» Томми выводит меня из дома, и только уже снаружи, в нескольких ярдах от массивных дубовых дверей, вся тяжесть случившегося наконец на меня оседает.
— Итак, теперь я на мафию работаю, — объявляю я, пробуя эти слова на вкус, пока они вырываются на открытый воздух. — Это классно, Томми. Просто атас.
— Брось, не расстраивайся, — говорит Томми. — Все на нее работают.
3
Контора «Расследования Винсента Рубио», прежде контора «Расследования Ватсона и Рубио», в последнее время претерпела разительные перемены. Минский, пронырливый местный хозяйчик, который сдает мне помещение в офисном здании Вествуда, в результате расследований Совета был обвинен в мелких шалостях с представителями других видов, а когда я оказался достаточно умел, чтобы защитить мелкого хорька перед местным Советом Южной Калифорнии, он дал мне поблажку на предмет ежемесячной выплаты. В результате у меня оказались дополнительные средства для обновления мебели. Понятное дело, когда ты начинаешь всего-навсего со стола и стула, даже малейшее улучшение достойно идти отдельным номером в телешоу про обустройство своей квартиры и офиса.
Так что теперь у меня есть диван, дубовый стол, несколько картин, кофейный столик и все те вещи, которые у меня имелись, когда мы были здесь на пару с Эрни, — все те вещи, которые я потерял, когда мы были здесь на пару с базиликом. Лампа, к примеру. С абажуром.
Мои друзья в «Анонимных гербаголиках» уговорили меня также посетить несколько собраний «Анонимных должников», хотя я упорно твердил, что знаю, как жить на свои средства. Тогда мне сунули под нос мое банкротство, вещи, изъятые у меня за неплатежи, мой постоянно пустой банковский счет. Я объяснил, что у меня действительно в последнее время возникали некоторые проблемы с бизнесом, но что ситуация уже нормализовалась. Тогда мне сунули под нос мои объемистые счета по кредитным карточкам, уже догребающие до 21 процента. Я обвинил в этом расплывчатые законы Южной Калифорнии о ростовщичестве. Тогда мне сунули под нос полное отсутствие у меня какой-либо программы капиталовложений или чего-то хоть отдаленно похожего на здравый смысл в отношении покупательских привычек вкупе с моей наклонностью очертя голову бросаться в ближайший дорогой универмаг и хватать там все что ни попадя. На это у меня особого ответа не нашлось — я лишь свернулся на диване в позу эмбриона и принялся тихонько мяукать. Вот что эти ублюдки делают — ломают тебя, пока природные средства защиты не призовут тебя взять тайм-аут и под свист трибун ухромать с площадки. Таков первый шаг.