Гленда пожимает плечами и затаскивает один из своих массивных чемоданов на обтянутый черной кожей диван.
— Мне все равно придется долго распаковываться, — говорит она. — Есть тут подходящий платяной шкаф?
— Платяного нет, — сообщаю я ей. — Есть хозяйственный, куда уборщица швабры ставит. Типа маленький, затхлый.
— Помнишь мою квартиру в Вилледже? — Гленда ухмыляется.
— Тогда ты совсем как дома себя почувствуешь.
— Дуглас Трикони — второй по рангу динос в контингенте бронтозавров Лос-Анджелеса, — информирует меня Талларико. Мы снова в солярии, сидим в тех же самых креслах. Мне становится интересно, покидает ли Фрэнк когда-либо это помещение. — Раньше он жил в Южной Флориде — по-моему, в Боке, — а на запад прибыл несколько лет назад, чтобы увеличить семейный капитал. Сунул свои когти в уйму разных пирогов.
Я киваю. Всю эту информацию я уже получил, сделав несколько звонков по пути к дому Талларико. Всегда легко добыть сведения о мафиози, если ты знаешь нужный народ в местных газетах — наблюдение за мафией для некоторых журналистов не иначе как хобби. Наверно, у них там где-то разведчик сидит.
— И он владеет «Дворцом Удачи».
— Чисто технически, — поправляет меня Талларико. — «Дворцом» владеет семья, хотя он записан па имя Трикони. В целом Дуглас Трикони меня не интересует.
— По крайней мере, — уточняю я, — не интересовал. Они с Хагстремом ненадолго исчезали. В закрытом помещении. Я туда проникнуть не мог.
Талларико кивает в знак понимания:
— Они упоминали про бизнес?
— Трикони упоминал. Сказал что-то про «фабрику звезд» — честно говоря, я не понял, что это такое. Но это явно нечто большее, нежели просто какое-то праздное занятие.
Фрэнк впитывает информацию, его длинные пальцы вцепляются в подлокотники кресла. Он так пристально глазеет на окружающие нас деревца, словно их листья содержат нужный ему ответ. Может, там и впрямь есть ответ — если он эти листья как шпаргалки использует.
— Итак, идем дальше, — говорит он, потирая руки.
— Я должен снова сесть ему на хвост?
— Обязательно, — говорит Фрэнк и с кряканьем принимается вытаскивать свои человеческие вставные челюсти. Клей смачно отсасывается от его нёба, пока он их извлекает. Остроконечные зубы раптора поблескивают в пропадающем свете заката, а его язык облизывает бритвенно-острые кончики. — Впрочем, будет одно небольшое изменение.
Так это всегда начинается. Одна маленькая вариация, малюсенький снежок, покачивающийся на выступе горного склона, и к тому времени, как все заканчивается, мне уже приходится прорываться наружу из-под снежной лавины.
— Изменение?
— Хагстрем возвращается к себе домой.
— В Майами?
— Наша деловая встреча прошла не так, как ожидалось.
Подробностей я не выпытываю — просто не хочу их знать.
— Значит… вы хотите, чтобы я висел у него на хвосте до аэропорта, удостоверился в том, что он сел на самолет, — такого рода дела? — В свое время мне пришлось сбежать из достаточного числа городов, чтобы я знал всю процедуру:
Талларико качает головой.
— Не совсем.
Кажется, я уже понимаю, к чему все идет, но не хочу раньше времени капать ему на мозги. Лучше сидеть смирно. Пусть Талларико сам все изложит.
— Я заплатил тебе достаточно денег для выполнения задания, — продолжает он, — и я ожидаю, что задание будет выполнено.
— Вообще-то я следовал за ним из международного аэропорта, как это и требовалось, — говорю я. — Сидел у него на хвосте до отеля, до казино, в казино, опять до отеля, затем до вашего дома.
Фрэнк кивает, берет мою руку в свои, нежно и медленно похлопывая по тыльной стороне ладони. Тут мне становится как-то не по себе.
— Да, ты проделал славную работенку. Я бы не мог просить большего. И все же…
— Что?
— Я прошу.
— Фрэнк…
— Ты последуешь за Нелли Хагстремом в Южную Флориду, — кратко информирует меня Талларико, так разворачивая кресло, чтобы обрушить на меня всю тяжесть своего взгляда. Я чувствую, как он буквально давит мне на грудину — как в тот раз, когда я попытался выжать штангу вдвое больше моего веса и тем самым произвести впечатление на одну прелестную орнитомимочку. Вместо свидания у нее дома я тогда получил койку в больнице скорой помощи с сильными болями в груди. — Ты станешь там моими глазами и ушами, а связь мы будем поддерживать через моего брата.
— Минутку-минутку, — говорю я, пытаясь освободить себе немного пространства, получить малость времени на раздумья. — Помнится, вы беспокоились о том, что одного из ваших парней засекут, и решили воспользоваться моими услугами, потому что я местный, из Лос-Анджелеса. Но в Майами… я там просто ничего не знаю. Я не знаю там тех людей, которых знаю здесь.
— И это немалое преимущество, — откликается Талларико. — Ты сможешь окинуть всю обстановку незамыленным взглядом, дать мне свежие впечатления.
Глубоко внутри себя я уже понимаю, что неспособен остановить все дальнейшее, но это вовсе не значит, что я намерен сдаться без боя. Даже утопающий хоть пару-другую раз хватается за соломинку, прежде чем с концами уйти на дно. Три, как считается, магическое число, но здесь я сомневаюсь, что получу хотя бы одну попытку.
— У меня есть кошка. — Полосатая кошка, которую я имею в виду, на самом деле просто приблудная тварь непонятной породы, которая клянчит еду у двери моей конторы. Примерно каждый день я выставляю на лестницу тарелку тунца и блюдечко с молоком, а потому мохнатая мелочь вроде как ко мне привязалась. — Кто ее будет кормить?
Талларико даже не обременяет себя каким-то ответом.
— У меня дома гости, — еще раз пробую я. — Одна знакомая из Нью-Йорка. Она как раз сегодня прибыла…
— Что ж, она вполне может к тебе присоединиться, если захочет. Ты остановишься у моего брата, и я даже выдам тебе вперед на расходы. Думай об этом как об очередном отпуске. В конце концов, все отправляются отдыхать в Майами, разве не так? Развлечения, серфинг, вечеринки до рассвета.
— Очень может быть, но…
— Винсент, — говорит Талларико, — давай я сделаю так, чтобы это решение стало для тебя простым.
— Попробуйте.
— Ты отвечаешь «да».
— В самом деле?
— И я скажу тебе, почему: двойка, а за ней четыре нуля.
Наличные. Его наличные. Те самые его наличные, которые стали моими, а потом в темпе разошлись по разным другим людям.
— Это был гонорар.
— Это был гонорар за то, чтобы две недели сидеть у Нелли Хагстрема на хвосте.
— Предполагалось, что он проведет их в Лос-Анджелесе, — протестую я.
— А теперь не предполагается, — просто говорит Талларико. Затем он отрывает листик ближайшего растения, сует его в уголок рта и усердно жует, высасывая сок из бесполезной ткани. — Всякое порой происходит. Планы меняются. И я рискну сказать, что двадцать тысяч долларов за один день расследования даже на дорогом рынке здесь, в Лос-Анджелесе, — чертовски высокая цена.
— Я могу вернуть вам деньги.
У Талларико это вызывает легкий интерес. Он чуть подается вперед:
— Сегодня?
— Н-не совсем, — с запинкой отвечаю я. — Но я уверен, что мы сможем разработать план погашения долга.
Это явно его заводит. На мгновение мне кажется, что я вижу желтизну в глазах Талларико, пробивающуюся сквозь темно-коричневые контактные линзы.
— Слушай сюда, — рычит гангстер, одной поразительно сильной рукой хватая меня спереди за рубашку и притягивая поближе к себе. Странно, как ткань не порвалась. — Планы погашения долгов — они для банков, понятно? Как по-твоему, похож я на банк?
Вопрос предельно глупый, но сейчас не время на это указывать.
— Нет, не очень.
— А это значит, что у тебя есть два варианта. Верни мне мои двадцать тысяч долларов сию же секунду или хватай ноги в руки и чеши в Майами на следующем же рейсе.
Внезапно успокаиваясь, Талларико опять откидывается на спинку кресла. Лакей приносит ему новый набор аккуратных челюстей млекопитающих, и он вставляет их в рот, скрывая последние следы своей рептильной природы.