— Вы хотите, чтобы я нашел Хагстрема? — спрашиваю я.
— Мы платим тебе за то, чтобы твои глаза и уши постоянно были открыты.
— Они открыты.
— Да не здесь, — вздыхает Эдди. — В общем, вали отсюда. Вон. Поговори с парнями внизу, они скажут тебе, с чего начать.
И с этими словами он снова принимается за свое. В глазах у гангстера лихорадочный блеск, руки в темпе перекладывают бумажки с места на место. Не очень похоже, что Эдди уделяет документам хоть мало-мальское внимание. Мне становится интересно, написано ли там что-нибудь вообще. И даже если написано, умеет ли он читать. Внизу пестрая компания бандитов по-прежнему окружает телевизор, наблюдая за какой-то эротической комедией. Каждые секунд десять из группы вылетает несколько смешков. Я приближаюсь к тому мужичку, который ранее удостоил меня кивка, надеясь, что он будет так любезен и даст мне пару-другую ценных директив. Не могу понять, исходит запах сыра и старых носков от него самого или от миски с начосом, которую он держит на коленях.
— Привет, — говорю я, вплывая в его поле зрения. — Я Винсент.
— Шерман, — отзывается мужичок. Когда он делает движение, чтобы пожать мне руку, смрад острого лимбургского сыра не первой свежести становится еще сильнее. Возможно, у парня инфекция в ароматических железах. Что ж, случается и с лучшими из нас. Говорят, именно поэтому Льюиса и Кларка послали на запад — на востоке их вони уже никто не мог выносить. — Садись, бери кусочек.
— Пожалуй, в другой раз. Эдди говорит, вы можете сказать мне, где найти Нелли Хагстрема.
Из телевизионного динамика выскакивает новая концовка сального анекдота, и Шерман выпускает из себя несколько смешков, для довершения эффекта пару раз хлопая своего соседа по спине. Затем он отклоняется назад и едва не опрокидывается на ковер, прежде чем снова выпрямиться.
— Послушайте, я просто хочу знать, где они ошиваются…
— «Морская хибара», — хрипит Шерман. — Ресторан на Бискайском бульваре. Пусть Рауль тебя туда отвезет.
— Рауль уехал, — вмешивается другой бандит. — Типа минут десять назад.
— Тогда ладно, — говорю я. — Я вызову такси.
— На здоровье, — благословляет меня мой новый приятель. — Телефон на кухне. — Он дергает большим пальцем себе за плечо, и я направляюсь туда по гостиной.
Но тут Шерман вдруг меня зовет, и я останавливаюсь.
— Эй, погоди секунду. — Я послушно разворачиваюсь и снова ступаю на грязный ковер. — Вернись…
— Что-то еще? — спрашиваю я.
— Угу, — говорит Шерман, кивая головой в сторону прямоугольной фигульки в каких-то пяти футах от него. — Ты мне пульт не передашь? Терпеть это придурочное шоу не могу.
«Морская хибара». У нас в Лос-Анджелесе тоже есть заведения с подобными названиями. Однако там мы всегда знаем, что это шутка.
Чучела акул развешаны по стенам, стеклянные глаза бывших хищников буквально умоляют посетителей положить конец их страданиям. «Упакуй меня в ящик, отвези на свалку или хотя бы повесь в какой-нибудь более-менее пристойной гостиной, — говорят они. — Пристрой где угодно, только не здесь». Все без толку — это китчевый уголок, и именно здесь место потомкам героини «Челюстей». Витые раковины нанизаны на рыболовные лески и развешаны под потолком, опускаясь оттуда, чтобы раздражать более высоких клиентов и вызывать комплекс неполноценности у малых детей. Вход украшает неизбежная занавеска из нанизанных на тонкие веревки мелких ракушек — явно возврат к представлению какого-то паршивого мореплавателя о стиле семидесятых.
Но первое, что я замечаю, отваживаясь зайти в «Морскую хибару», это запах. Вся эта рыба жутко воняет. Черт возьми, меньше чем в миле отсюда Атлантический океан — можно было бы предположить, что, когда последний улов начинает тухнуть, местной обслуге не составляет труда сгонять до берега, малость помахать там острогой и обзавестись свежей рыбой. Увы, этим заведением, похоже, владеют млекопитающие — и вони они не чуют до самого перехода от салями к сальмонелле.
Другая река запаха, что течет мимо моих ноздрей, более мне знакома: сосна, осеннее утро. Здесь точно должны быть диносы. Мимо бронзовой черепахи я прохожу дальше по ресторану — к бару в задней его части, где у деревянной стойки горбится немало посетителей. Над стойкой висит целый ряд телевизоров. Все они настроены на какую-то игру «Марлинс», но их никто не смотрит. Неплохо было бы для разнообразия малость здесь пообщаться.
— Вечер добрый, — говорю я бармену. — Пожалуй, я бы не прочь…
— Тсс, — шипит он.
— Тсс?
— Тсс.
Итак, это тихий и молчаливый бар. Очень даже понимаю. Пытаясь прикинуть, как мне заказать здесь газировки, я припоминаю самые основы языка глухонемых, но тут до меня вдруг доходит, что не все пришли в «Морскую хибару» дать отдых своим голосовым связкам. Один голос возвышается над общим безмолвием — этот сильный, командный тон для меня одновременно и нов, и знаком.
— …короче, зовут меня словечком с ним перекинуться. Да-да, именно так. Словечком перекинуться. А когда Франческо хочет перекинуться с кем-то словечком, чаще всего этому чуваку можно дать хороший совет заблаговременно приобрести себе могильную плиту и место на кладбище.
Голос доносится из самого центра плотной группы — рассказчик что-то травит другим посетителям бара. Мне его отсюда не видно — плотная толпа не на шутку увлечена. Пожалуй, это южнофлоридская версия ресторанного шансона. Какой-нибудь болван встает, начинает болтать про свою жизнь, и время от времени кто-то из посетителей швыряет доллар ему в бокал. Я придвигаюсь поближе.
— В общем, вхожу я в контору Франческо, — говорит парень, — в ту, что он у Вискайи держит. Внутри — тьма кромешная. Я прикидываю, сначала самое главное — надо завещание написать, привести свои дела в порядок, все такое, верно? — Легкое гоготание толпы, но рассказчик не позволяет ему затянуться.
— Франческо говорит мне садиться, а я отвечаю, что я лучше пешком постою. Тогда он снова говорит мне сесть, и тут уже я слушаюсь, потому как прикидываю, что костер круто разгорелся, и подливать туда бензина не стоит. Может статься, я уже труп, но если я буду с ним мил, Франческо, вполне возможно, позволит мне быстро куда надо отправиться. Короче, я сажусь, и не успеваю я даже извиниться — ясное дело, я понятия не имею, чего я там такого натворил, но извиниться всегда нужно, — как Франческо мне говорит: «Хочу, чтобы ты одно задание для меня выполнил». Просто вот так, с бухты-барахты. «Задание?» — спрашиваю. А он кивает и повторяет: «Задание». Теперь я начинаю совсем жутко нервничать, но уже в хорошем плане. Наверняка он после этого задания собирается поставить меня к нужной кнопке, подключить к чему-то солидному, сделать меня известной персоной. «Все, что хотите, — говорю я. — Я к вашим услугам». Тогда Франческо встает, обнимает меня за плечи и отводит к дверце в задней части конторы, такой малюсенькой, что я даже ее сразу и не приметил. Меня начинает малость потряхивать, но я креплюсь как могу, соображая, что именно здесь я узнаю самые потаенные тайны. Здесь Франческо расскажет мне, что он знает о жизни. В общем, входим мы в крошечную комнатушку, и Франческо со значением мне кивает. Я киваю в ответ, а он вдруг ко мне спиной поворачивается. «Самому мне с этим не справиться, — говорит он. — Надеюсь, тебе удастся». Я перевожу дух, поднимаю глаза… и вижу Франческо с губкой в одной руке и с куском мыла в другой. Он стоит и один за другим спинные шипы выпускает. «Понимаешь, — говорит мне Франческо, — моя медсестра из города отлучилась, а мне надо шипы помыть. Особенно хорошенько третий протри. Очень тяжко их без посторонней помощи чистить». Вот так я и вошел в семью Франческо.
Толпа разражается смехом и аплодисментами — эту басню все уже явно слышали раньше, но, насколько я понимаю, всякий раз ею наслаждаются. В голосе рассказчика мне слышится что-то до боли знакомое, и я пододвигаюсь еще поближе, пытаясь уловить запах. Это не так просто — вонь тухлой рыбы забивает мне ноздри, затрудняя распознавание.