— В пентхаусе по-прежнему никто не отвечает, — вскоре сообщаю я.
— Проклятье, — рычит Нелли. — Сколько раз я велел Норин простым мобильником обзавестись!
— Норин не та девушка, которой можно что-то велеть, — замечаю я.
— Это точно. — Хагстрем качает головой. — Ты ее когда-нибудь в споре одолевал?
— Бывало, но не в тех случаях, которыми стоит гордиться.
И тут мы вдруг дружно понимаем, что говорим об одной и той же женщине, причем на одном языке. Что в разное время у нас с этой дамой были одни и те же отношения. И самое поразительное, что мы совершенно не готовы в связи с этим порвать друг другу животы и вытянуть кишки через нос.
Звонит мой мобильник, и я едва его не роняю, стараясь как можно быстрей приложить к уху.
— Норин?
— Ты где? — Это Гленда. Из мобильника слышен дорожный шум.
— Еду на север. А ты где?
— Еду в Холовер, как ты сказал. Что за дьявольщина творится?
— Нет времени объяснять, — говорю я. — Норин с тобой?
На фоне звучит бибиканье, а потом Гленда, в дюймах от своего мобильника, отпускает кому-то фантастический залп матерщины. В радиусе десяти миль от нее все сейчас как пить дать густо краснеют. Наконец Гленда переходит в более приемлемый режим и сообщает:
— Норин на яхте.
— Норин на яхте, — передаю я Хагстрему. Тут я вспоминаю, что динамик моего мобильника имеет одну модную функцию, и, после нескольких мгновений возни, нажимаю нужные кнопки. Теперь мы можем совещаться втроем.
— Она вышла на яхте? — спрашивает Хагстрем. — Она же терпеть эту посудину не может.
— Не знаю, — говорит Гленда. — Она сама так сказала. Они с Одри полчаса назад туда направились. Сразу же после того, как буря миновала.
Одри. Миниатюрная пожилая дама, гериатрическая тень Джека. То и дело у него под боком, никогда ни слова ни говоря, неизменно пользуясь полным его доверием.
Одри. Очень кстати слинявшая из ночного клуба Дуганов как раз перед покушением на убийство с распад-порошком.
Одри. Очень кстати отпросившаяся с похода за мягким мороженым в тот вечер, когда застрелили Джека.
Итак, Одри. У нее определенно есть знание обстановки и необходимые средства. А тот факт, что она неким образом связана с девушками с «фабрики звезд», означает, что у нее вполне может быть налажен контакт с Талларико.
И теперь она наедине с Норин.
Я хватаю телефон и ору:
— Гленда, ты должна немедленно добраться до яхтенной гавани! Останови эту яхту! Не дай ей выйти в море!
Хагстрем бросает на меня недоуменный взгляд:
— В чем дело?
Но Гленда достаточно хорошо знает мой тон, чтобы мне доверять.
— Ты уверен, Винни?
— Достаточно. Если я не прав, вреда не будет. Давай, сделай все, что сможешь, но не дай им на той яхте выйти.
Я отключаю мобильник и откидываюсь на мягкую спинку кожаного сиденья, а Хагстрем тем временем гонит машину к пристани, яхте и Норин, которая и ведать не ведает, что славный набор старых, но вполне смертоносных когтей нацелен ей в спину.
— Да зачем ей это делать? — недоумевает Хагстрем, пока мы несемся от стоянки Холовер-Бич прямиком к яхтенной гавани в Форт-Лодердейле. — Одри многие годы была с Джеком.
— И что она для него делала?
— Вообще-то не знаю. Никто из нас толком не знал. Помогала с какими-то мелочами.
— Угу, — отзываюсь я. — С такими мелочами, как убийство.
Когда мы добираемся до яхтенной гавани, я вижу Гленду на дальнем конце одного из причалов, размахивающую руками, чтобы привлечь наше внимание. Гленда нервно озирается, глаза ее бегают туда-сюда, словно ее застали за тем, как она тырит цукаты с праздничного торта. В воздухе плывет легкий запах пороха — должно быть, какой-то кретин поблизости стрелял по тарелочкам.
— Ты ее нашла? — спрашиваю я.
Гленда слегка покачивается взад-вперед на пятках.
— И да, и нет.
— В смысле?
— Да, я ее нашла, нет, ее здесь нет.
Хагстрем не в том настроении, чтобы дурачиться.
— Где она?
— На яхте, — говорит Гленда. — С Одри. — Тут Гленда тянет себя за шорты, словно стараясь стащить их с бедер. — Я прибыла как раз в тот момент, когда они уже отчаливали. Я пыталась им махать. Пока я сюда добиралась, я даже придумала предлог насчет потопа в пентхаусе, ничего лучшего в голову не пришло, но они к тому времени уже меня не слышали. Я пыталась, я правда пыталась, но…
Итак, Норин сейчас там наедине с Одри — и понятия не имеет о том, что задумала пожилая дама. Я уже представляю себе, как Одри смотрит Норин в затылок, дожидаясь верного момента, чтобы вколоть ей наркотик, резануть когтями, выбросить за борт и позволить морю разобраться с последними остатками семьи Дуганов.
Примерно в миле от берега на волнах покачивается сияющая белая яхта футов сорок в длину.
— Извини, Винсент, — говорит Гленда. — Я думала, я все-таки справлюсь…
Но я уже осматриваю пристани на предмет того, что мне прямо сейчас требуется. И вот он — в двух причалах отсюда. Я бегу к нему. Гленда и Хагстрем какое-то мгновение недоумевают, но затем плотно садятся мне на пятки.
— Ты что, Рубио, совсем охренел? Что ты делаешь? — орет Гленда.
— А ты как думаешь? — откликаюсь я, запрыгивая в гоночный катер — его нос, длинный и широкий, просто идеален для скачки по волнам на восьмидесяти узлах — и в темпе отвязывая швартов от металлической планки на пристани. — Катер угоняю.
Хагстрем тоже спрыгивает и становится рядом со мной. Тридцать секунд спустя я уже завожу мощный мотор быстроходного катера, и тот бешено взбаламучивает воду, готовый рвануться вперед. Такой катер непременно должен двигаться быстро — на самом деле его мотору вредно, если держишь его на холостом ходу.
— Ты вернешься к остальным, — инструктирует Гленду Хагстрем. — Я хочу, чтобы они зарылись в Дании, в мастерской.
— В Дании, в мастерской, — повторяет Гленда. — Понятно.
Наконец я даю полный газ…
И мы врезаемся в пристань.
— Вот тебе и раз, — бормочу я, давая медленный задний ход. Расщепленная древесина пристани трещит, пока мы из нее вылезаем. Затем я кручу руль, и мы делаем широкий разворот, прежде чем я снова врубаю полный газ и бросаю гоночный катер вперед. Резкий рывок отбрасывает меня на белое кожаное сиденье, и я мгновенно создаю трехфутовые волны там, где секунду назад все было тихо-мирно и не просматривалось никакого кильватера. Однако сейчас не время уделять внимание деспотичным морским законам. Если меня оштрафуют, я этот штраф убитой по дороге рыбой оплачу.
Быстроходный катер с легкостью прорезает легкую зыбь, острый, обтекаемый корпус разбивает волны, скользя по-над водой так, словно нет ему никакого удержу. Нос на добрых пять футов поднят над водой, мощные винты проделывают всю тяжелую работу внизу, а океанские брызги, смешиваясь с густым воздухом Майами, рождают чудесный свежий туман, что покрывает мое лицо и, по крайней мере временно, охлаждает меня до пристойной температуры. Пожалуй, только так я и смог бы постоянно жить в Майами — в 7:30 утра, в гоночном катере, на скорости в пятьдесят узлов. Хагстрем, предвкушая сражение, уже выплюнул свои вставные челюсти и выпустил когти.
— Входим сразу же, — говорит он. — Норин — приоритет номер один.
Я от всей души соглашаюсь. Яхта крупно вплывает в поле зрения менее чем в двухстах ярдах от нас, и я замечаю намалеванное у нее на борту название.
— «Могучий клюв»? — спрашиваю я.
— Это такая гадрозаврская шутка. Ведь нас еще утконосыми динозаврами зовут.
Нет никакой надежды подобраться к яхте с мотором, ревущим, точно группа The Who в последние пятнадцать минут ее концерта, а потому я вырубаю энергию и надеюсь, что инерция донесет нас куда надо.
Мне удается подвести гоночный катер к самому борту яхты, и два корпуса начинают скрестись друг о друга, но этот звук почти целиком скрадывается легким шумом волн, разбивающихся о фибергласе. Чертовски ловкий бросок швартова — ну ладно, ладно, три чертовски ловких броска — и я надежно прикрепляю гоночный катер к белоснежной яхте.
Поручень в добрых десяти футах у меня над головой — но черт побери, мы в миле от берега, вокруг, насколько видно глазу, никаких лодок нет. Если только из космоса за нами сейчас не наблюдает спутник — хотя вполне вероятно, что он и впрямь там есть, — по-моему, ничто не мешает мне малость поманипулировать с личиной. Я стягиваю брюки до лодыжек, точно ни с того ни с сего сбрендивший мореход, и начинаю работать с Г-зажимом, удерживающим на месте мой хвост. Еще одна небольшая манипуляция с ремешками у меня на торце — и моя человеческая задница отваливается как силикон Дженнифер Лопес после напряженного трудового дня. Теперь мой хвост полностью готов к работе.