Паук сунул руку в пакет и вытащил шоколадный батончик.
– Давай я сначала вскрытие открою. – Жирные пальцы запорхали по клавиатуре. – Тебе распечатка нужна?
– Не помешала бы.
– Здесь написано, что следователь – не ты.
– Я потому к тебе и пришел. Патологоанатом мне рапорт не дает.
– Указанная причина смерти – остановка сердца, вызванная удушением. Самоубийство.
– Да, она повесилась.
– Я так не думаю.
– Я видел труп.
– Я знаю. Висел в столовой.
– Что ты имеешь в виду – ты так не думаешь?
– Кровоподтеки на шее появились после смерти, если верить рапорту. Шея не сломана, значит, она повисла не внезапно.
Тео прищурился, вглядываясь в монитор и пытаясь сообразить, что это значит.
– Но на стене остались следы каблуков. Она должна была повеситься сама. У нее была депрессия, она “золофт” принимала.
– По токсикологической экспертизе – нет.
– Что?
– Они сделали анализ на антидепрессанты, потому что ты упомянул об этом в отчете, но ничего не нашли.
– Здесь же написано – самоубийство.
– Написано, но данные не подтверждаются временем. Похоже, что сначала у нее был сердечный приступ. А потом она повесилась.
– Так ее убили?
– Ты хотел посмотреть рапорт. Здесь написано – остановка сердца. В конечном итоге, всех убивает именно она. Поймай пулю в голову, попади под машину, скушай какой-нибудь яд – сердце все равно остановится.
– Скушай яд?
– Это просто пример, Кроу. Не моя специальность. На твоем месте я бы проверил, не было ли у нее проблем с сердцем.
– Ты же сказал, что это не твоя специальность.
– Не моя. – Паук нажал клавишу, и где-то в темноте зажужжал лазерный принтер.
– Про мальчишку у меня немного. Могу дать тебе список подписчиков его газетного маршрута.
Тео понял, что о Бесс Линдер он получил все, что хотел.
– У меня такой есть. Как насчет списка всех известных в районе насильников?
– Это просто. – Паучьи пальчики заплясали по клавишам. – Думаешь, его сцапали?
– Ни хрена я не думаю.
– В Хвойной Бухте педофилы не найдены. Весь округ хочешь?
– Почему бы и нет?
Принтер ожил опять, и Паук ткнул пальцем во тьму:
– Все, что тебе нужно, – там. Больше я для тебя ничего сделать не могу.
– Спасибо, Гвоздодер, ты мне очень помог. – Тео ощутил позвоночником хронический припадок жути. Он шагнул в темноту и нащупал бумаги в лотке принтера. Потом повернулся к двери. – Ты меня не выпустишь отсюда?
Паук развернулся в кресле и впервые посмотрел на Тео. Поросячьи глазки сверкали из глубоких кратеров.
– Ты по-прежнему живешь в той хижине возле ранчо “Пивбар”?
– Ага, – ответил Тео. – Вот уже восемь лет.
– А на самом ранчо никогда не был, так?
– Нет. – Тео поежился. Знает ли Паук о том, как шериф Бёртон держит его за яйца?
– Это хорошо. Держись от него подальше. И вот еще, Тео...
– А?
– Шериф Бёртон постоянно проверяет все, что приходит из Хвойной Бухты. После смерти этой Линдер и взрыва бензовоза он задрыгался. Если решишь копать Линдер дальше, сильно не высовывайся.
Тео обалдел. Паук сам выдал информацию.
– Почему? – только и смог выдавить он. Паук похлопал по кармашку:
– Мне нравится твоя травка.
Тео улыбнулся.
– Ты скажешь Бёртону, что дал мне результаты вскрытия?
– Чего ради?
– Береги себя, – сказал Тео. Паук отвернулся к мониторам и нажал на зуммер.
Молли
Молли была не очень уверена, что у Чокнутой Тетки Хвойной Бухты жизнь легче, чем у Малютки-Воительницы Чужеземья. У Малютки-Воительницы все довольно просто и ясно: бегаешь в полуголом виде, ищешь себе пропитание, топливо и время от времени даешь по соплям разным мутантам. Никаких околичностей, никаких сплетен. Не нужно гадать, одобряют Пираты Песков твое поведение или нет. Если одобряют – сажают на кол и пытают. Если нет – обзывают сукой, сажают на кол и пытают. Могут натравить на тебя голодных радиоактивных тараканов или прижечь сиськи каленой кочергой, могут даже изнасиловать всей кодлой (в режиссерских версиях фильма только для зарубежного проката), но ты всегда знаешь, в каких отношениях ты с Пиратами Песков. Кроме этого, они никогда не хихикают. А хиханек Молли за день хватило выше крыши. В аптеке, например, – хихикали.
За прилавком “Лекарств и подарков Хвойной Бухты” сидели четыре бабуси, а над ними, за стеклянным окном, царственно, точно кочет над курятником, возвышался фармацевт Уинстон Краусс, любитель грязно приставать к дельфинам. Казалось, ему безразлично, что его квочки не способны правильно отсчитать сдачу или ответить на простейший вопрос, что они шмыгают в подсобку всякий раз, когда в аптеку заходит кто-либо моложе тридцати – не дай бог попросят что-нибудь неприличное, вроде презервативов. Для Уинстона главным было, чтобы квочки работали за минимальное жалованье и преклонялись перед ним как перед божеством. Он сидел за стеклом; хихиканье его не волновало.
Квочки захихикали, когда Молли возникла в дверях, и перестали хихикать, только когда она подошла к прилавку с целой коробкой мази “неоспорин”.
– Вы уверены, милочка? – переспрашивали они, отказываясь брать у нее деньги. – Наверное, надо спросить у Уинстона. Вы, кажется, берете слишком много.
Едва Молли вошла в аптеку, Уинстон исчез среди полок с поддельными антидепрессантами. Может, стоило заказать еще и поддельных антипсихотиков, думал он. Вэл Риордан об этом ничего не говорила.
– Слушайте, – наконец произнесла Молли. – Я чокнутая. И вы это знаете, и я это знаю. И Уинстон об этом знает. Но в Америке быть чокнутым – твое право. Каждый месяц я получаю от штата чек, потому что я чокнутая. Штат дает мне денег, чтобы я могла покупать все, что мне нужно для того, чтобы оставаться чокнутой и дальше. И сейчас мне нужна вот эта коробка мази. Поэтому выбивайте мне ее поскорее, чтобы я ушла и продолжала быть чокнутой где-нибудь в другом месте. Договорились?
Квочки нахохлились, сбились вместе и захихикали.
– Или мне лучше купить ящик вон тех огромных светящихся оранжевых гондонов со смазкой и усиками на кончиках и надуть их прямо здесь, в секции готовых лекарств? – С Пиратами Песков никогда не приходилось поступать так жестоко, подумала Молли.
Квочки перестали хохлиться и взглянули на нее с неописуемым ужасом.
– Я слыхала, что изнутри они похожи на тысячи крохотных пальчиков, которые доводят до оргазма, – добавила Молли.
Потребовалось всего десять минут, чтобы четверка совместными усилиями выбила Молли чек и рассчитала сдачу в пределах доллара.
На пороге она обернулась:
– В Чужеземье вас давно бы пустили на солонину.
ПЯТНАДЦАТЬ
Стив
Взрываться Морскому Ящеру не понравилось. Взрыв поверг его в глубокое замешательство. Раньше, когда его охватывала такая тоска, он подплывал к краю кораллового рифа и лежал там в песочке, а неоновые рыбки-санитары выкусывали паразитов и водоросли из его чешуи. Бока вспыхивали красками перемирия, давая рыбешкам понять, что они в безопасности, пока стремглав носятся в его раскрытой пасти, хватая кусочки пищи и какой-то пакости, точно стоматологи-гигиенисты. Те, в свою очередь, испускали электромагнитное сообщение, которое грубо можно было бы перевести так: “Я не задержу вас и на секундочку, простите, что побеспокоила, и, пожалуйста, не ешьте меня”.
Сходное послание он улавливал и от теплокровной особи, которая ухаживала за его ожогами: поэтому он и сейчас помигал боками, подтверждая, что понял. Он не различал намерений всех теплокровных, но это существо было настроено как-то иначе. Ящер чувствовал, что зла ему она не желает и даже скоро принесет чего-нибудь поесть. Он понял, что когда она издает звук “Стив”, то обращается к нему.
– Стив, – сказала Молли, – хватит мигать этими огоньками. Ты хочешь, чтобы соседи увидели? Средь бела дня.
Она стояла на стремянке с кистью. Случайному наблюдателю могло бы показаться, что она красит соседский трейлер. В действительности она размазывала огромные комки “неоспорина” по спине Морского Ящера.
– Так у тебя все быстрее заживет, к тому же – совсем не щиплет.