Доктор Вэл содрогнулась.
– Я думала кое о чем помимо антидепрессантов, Эстелль. Очевидно, что вы в настоящее время переживаете серьезные перемены. И я не уверена, как мне действовать дальше. Как вы считаете, мистер... э-э, Сомик не станет возражать, если я приглашу его на сеанс вместе с вами?
– Это может быть круто. Он вашу фишку не переваривает.
– Мою фишку?
– Не вашу личную фишку – фишку психиатров вообще. Он провалялся какое-то время в дурдоме в Миссиссипи после того, как чудовище схряпало его друга. И фишка тамошнего персонала ему совсем не покатила. – Эстелль сообразила, что ее словарный запас и даже образ мыслей за последние несколько дней претерпел значительные изменения. Результат погружения в блюзовый мир Сомика.
Врач снова устало терла виски.
– Эстелль, давайте назначим следующий прием на завтра или на послезавтра. Скажите Хлое, чтобы записала вас на вечер, если днем все занято. И попробуйте привести своего кавалера. А тем временем постарайтесь убедить его, что моя практика... свободна от фишек. Будьте так добры?
Эстелль встала:
– А девчушка ваша сможет писать в варежках?
– Постарается.
– Так что же мне делать? Я не хочу, чтобы он уезжал. И в то же время чувствую, будто часть себя потеряла, влюбившись. Я счастлива, но не знаю, кто я теперь такая. Мне не по себе. – Эстелль сообразила, что начинает ныть, и от стыда уставилась на свои туфли.
– Всему свое время, Эстелль. Давайте оставим это на следующий сеанс?
– Хорошо. А констеблю о морском чудище рассказать?
– Давайте пока не станем. Такие вещи, как правило, сами утрясаются.
– Спасибо, доктор Вэл. До завтра.
– До свидания, Эстелль.
Эстелль вышла из кабинета и остановилась у стола Хлои. Девушки за ним не было, но из туалета в коридорчике доносились животные звуки. Может, зацепилась варежкой за колечко в носу? Бедняжка. Эстелль подошла к туалету и легонько постучала в дверь.
– С вами все в порядке, дорогуша? Вам помощь не нужна?
В ответ раздался высокочастотный стон:
– Я... прекрасно. Правда... прекра... снооо. Спасиб... О боже мой!
– Вы уверены?
– Да-а, все в порядке.
– Мне назначили прием на завтра или послезавтра. Доктор сказала записать меня на вечер, если днем не получится. – Из туалета доносился какой-то топот и грохот. Похоже, на пол вываливали все содержимое аптечки.
– Оу вау! А-ау! Оу аххх!
График приема, должно быть, действительно очень плотный.
– Извините. Больше не буду вас беспокоить. Вы мне позвоните, ладно, дорогуша?
Эстелль покинула дом Вэлери Риордан в беспокойстве еще более сильном, чем до приема. Уже давно, думала она, по крайней мере – целых полдня у нее под одеялом не было ее тощенького блюзмена.
Доктор Вэл
Между сеансами у Вэл выдался перерыв – время поразмышлять о ее подозрении: ссадив все население Хвойной Бухты с антидепрессантов, не превратила ли она город в сплошной крольчатник. Эстелль Бойет всегда была с придурью, в художниках такое от природы, но Вэл никогда не считала богемный сдвиг чем-то нездоровым. Напротив, представление о себе как об эксцентричной художнице помогло Эстелль пережить потерю мужа. Однако сейчас женщина бредит морскими чудовищами, а еще хуже – вляпалась в такие отношения, которые иначе как саморазрушительными не назовешь.
Неужели люди – рационально мыслящие, взрослые люди – до сих пор могут влюбляться столь безоглядно? Неужели они способны на такие чувства? Вэл и самой хотелось бы ощутить нечто подобное. Впервые со времени развода, подумала она, ей на самом деле хочется снова связаться с мужчиной. Нет, не просто связаться – влюбиться. Она вытащила из ящика “ролодекс” и пробежала по карточкам пальцами, пока не отыскала номер своего психиатра в Сан-Хуниперо. Ее анализировали всю учебу в институте и ординатуру – это неотъемлемая часть подготовки любого психиатра, – но терапевта своего не видела уже больше пяти лет. Наверное, пора. Что за цинизмом ее укусило, если она интерпретирует желание влюбиться как болезнь, требующую лечения? Может быть, все дело в ее цинизме? Конечно, рассказать ему о том, что она делает со своими пациентами, она не сможет, но все-таки...
На экранчике телефона замигал красный огонек и побежала строчка номера – Хлоя, похоже, решила немного передохнуть от самоистязаний. Констебль Кроу, линия один. К вопросу о кроликах.
Вэл сняла трубку:
– Доктор Риордан.
– Здрасьте, доктор Риордан, это Тео Кроу. Я просто звоню сказать вам, что вы были правы.
– Спасибо, что позвонили, констебль. Всего хорошего.
– Вы были правы насчет того, что Бесс Линдер не принимала антидепрессанты. Я только что просматривал токсикологическое заключение. В ее организме “золофта” не нашли.
У Вэл оборвалось дыхание.
– Доктор, вы тут?
Все ее треволнения по поводу медикаментов, весь ее извращенный план, все лишние сеансы, нескончаемые рабочие дни, чувство вины, этой трижды треханой вины – и Бесс Линдер вообще не принимала лекарств. Вэл затошнило.
– Доктор? – повторял Тео.
Вэл заставила себя глубоко вдохнуть.
– Почему? То есть – когда? Уже больше месяца прошло. Когда вы это обнаружили?
– Сегодня. Мне не давали доступа к результатам вскрытия. Никому не давали. Простите, что так долго.
– Ну, спасибо, что сообщили, констебль. Я ценю вашу помощь. – Она собралась положить трубку.
– Доктор Риордан, а вам разве не нужно заводить на своих пациентов историю болезни, прежде чем вы им что-нибудь пропишете?
– Нужно. А что?
– Вы не знаете, не было ли у Бесс Линдер проблем с сердцем?
– Нет, физически она была очень здоровой женщиной, насколько мне известно. А в чем дело?
– Ни в чем, – ответил Тео. – Ох, да – я так и не выяснил, что вы думаете насчет того, о чем я вам сказал за завтраком. О Джозефе Линдере. Я по-прежнему надеюсь, что у вас появились какие-то мысли.
Весь мир опрокинулся. До этого мгновения Вэл отгораживалась от Бесс Линдер каменной стеной, поскольку предполагала, что смерть Бесс как-то связана с ее собственной халатностью. Но сейчас… Она в самом деле знала о Бесс очень мало.
– Чего именно вы хотите от меня, констебль?
– Мне просто нужно знать, подозревала Бесс мужа в том, что у него роман на стороне, или нет. И не давала ли она вам понять, что боится его?
– Вы хотите сказать то, что мне кажется, вы хотите сказать? Что Бесс Линдер не совершала самоубийства?
– Я этого не говорю. Я просто спрашиваю.
Вэл порылась в памяти. Что же именноБесс Линдер говорила ей о муже?
– Я помню, она говорила, что чувствует, как он безразличен к их семейной жизни, и что она поставила ему условие.
– Поставила условие? В каком смысле?
– Она сказала ему, что раз он отказывается опускать за собой сиденье унитаза, ему отныне придется садиться самому для того, чтобы помочиться.
– И все?
– Больше я ничего не припоминаю. Джозеф Линдер – коммивояжер. Часто бывал в разъездах. Мне кажется, Бесс ощущала его помехой в своей жизни и жизни девочек. У них были не очень здоровые отношения. – Как будто бывают иные, подумала Вэл. – А вы подозреваете Джозефа Линдера?
– Я бы предпочел этого не сообщать, – ответил Тео. – А что – следует?
– Вы же полицейский, мистер Кроу, не я.
– Я? А, ну да, точно. В любом случае, спасибо, доктор. Кстати, моему другу Гейбу вы показались э-э... интересной, то есть – обворожительной. В смысле, ему очень понравилось беседовать с вами.
– Правда?
– Только ему об этом не говорите.
– Разумеется. До свидания, констебль.
Вэл положила трубку и откинулась в кресле. Без всякого повода она ввергла целый город в эмоциональный хаос, совершила целый букет федерально наказуемых преступлений, не говоря уже о том, что нарушила почти все мыслимые этические нормы своей профеcсии, а одну из ее пациенток, по всей видимости, зверски убили – но ощущала она лишь, ну... какое-то возбуждение. Обворожительной. Он нашел меня обворожительной. Интересно, он в самом деле сказал “обворожительной” или это уже Тео сочинил? Наркоман несчастный.