В ночном бреду я видел ящерицу. Она была прекрасна. В такие минуты трепет от ощущений, которые могут вывернуть наизнанку.
Я в курсе, что фантазия в условиях лени и похоти скудеет. Как можно ограничить самого себя? Оскопить? Укрыться в горах?
Наконец и действительность. Дай я тебя опишу.
" Исчадья ада вылезали на поверхность"... Нет, это пресно... мне просто стало страшно. По-настоящему. Болезнь. И как следствие - депрессия.
Не хочу об этом. Но в голову лезет всякая дрянь...
И вдруг ее улыбка. Умная, многозначительная, даже ласковая.
Красно - малиновый закат растворился в огромной серой луне. Стоя по колено в этой мерзости, я слушал гудящие, просторные звуки. Какофония Апокалипсиса.
Слово, сошедшее с уст философа бродяги, Бога в человеческом обличии, милосердного духа, ниспославшего нам заповеди добра и любви. Это слово - огонь, пожирающий все пошлые сомнения, острый меч, не дающий раскрыть рты ублюдкам.
Боль в голове, в мозговых клетках, ее можно стерпеть, она принесет только облегчение.
Я давно перестал выискивать в кладезе памяти родное и близкое. Только необходимое. Как идиот, роющийся в своих кишках. Глупая обида за окружающих. Если даже захотеть, то невозможно ничего испортить. Я пролезаю рукой сквозь свои кишки и щупаю сердце. Бьется...
Избавляясь от предрассудков и комплексов, я чувствую, как становлюсь сентиментален. Вспомнив какую-то обиду, могу даже заплакать.
Желание осуществить задуманное во что бы то ни стало, к сожалению, слабо помогает в установлении равновесия.
Терпение - вот сильное оружие в руках человека. Если себя смирять, то через некоторое время перестанешь испытывать голод постоянных желаний.
Перед самым завтраком приказали вынести труп старухи. Нам предстояло пройти через женское отделение. Увидев четверых мужчин, женщины повылезали из палат. Санитарка заметила эту сцену лишь минут через пять. Среди глаз, блестевших половым изнеможением, перекрывавшим по силе даже безумие, были одни глаза, потускневшие и потухающие, глядя на которые хотелось задушить самого себя. Это существо сидело на унитазе, не смутившись ни сколько. Существо только что-то бормотало самой себе. В глазах было безумие, но до чего же потрясающи были эти глаза.
Труп переложили на носилки. И четверо здоровенных парней с трудом несли груду мяса, служившую телом более семидесяти лет. Я никогда не мог понять - ради чего люди живут так долго? Ведь для многих все становится ясно уже к 20 годам.
Без доли смущения и равнодушно мы покорно выполняли все, что нам прикажет санитар.
В холодном погребе, на цинковом столе, лежало еще одно тело - скелет, обтянутый кожей, приблизительно той же давности, что и груда мяса, которую мы выложили на другой стол.
Я понял, что эта приблизительность была очень характерна: приблизительно люди, приблизительно чего-то хотят, приблизительно скоты, приблизительно обновление, приблизительно крах всего сущего, приблизительно я - Наполеон, я хочу поиметь Империю.
Глава шестая
ЖИЗНЬ НАКАНУНЕ
Я нарочно завешивал свои окна шторами, чтобы не раздражал свет.
Зверь в клетке - это тоже состояние, это тоже занятие.
И снова у меня начинает жутко болеть голова. И, подступающая как тошнота, радость, которая царит в бессмысленной природе. Тошнило от запаха свежих листьев, от солнца слепли глаза. И эта безумная широта и небо, программирующее манию сверхгигантизма.
Только если смотреть на листья помогает фантазия - через пару месяцев они будут валяться, мерзкого бурого цвета, в грязной луже. А от солнца надо носить очки. А для того, чтобы вообразить себя сверхгигантом, надо в начале превратиться в личинку, улыбаться и кланяться как китаец. А лично мне это неприятно.
Вечером я вышел гулять. Сажусь на скамейку.
Если смотреть перед собой - безликая толпа. Я смотрю на траву.
Помнится, как-то читал в записках одной питерской девушки:
" Если долго сидеть у Казанского собора и смотреть под ноги, на лужи на траву, то благородные насекомые муравьи превращаются в маленьких свифтовских человечков..."
Это у нее вышло поэтично. Свифт. Она описала даже какую-то сценку случившуюся между пришельцами из Лилипутии.
Я тоже пытался научиться свифтомскому стилю мышления, но для этого надо пить много вина или употреблять наркотики. Я не пью много вина. А девушка-писательница курила анашу.
Словно саламандра в огне - в зеленой траве я вижу ящерицу.
Память. Что-то из прошлого или будущего...
Моя милая была далеко. За долгие годы я так и не встретил Ее снова. Неужели и за всю жизнь не встречу?
Жизнь становится страшной язвой, изъедающей во мне самое лучшее. А в Ней всё менялось непредсказуемым образом. Моя любимая, моя мечта.
И когда я на секунду забываю обо всем, то представляю как превращаюсь в стадо свиней, отнюдь не овец. Боже! Сбрось меня с обрыва, чтобы я исцелился.
Мое разделение и размножение происходило так же легко, как это происходит у насекомых. Чтобы поймать призрак реального успеха требуется обо всем забыть.
Ты должен напоминать птицу.
Желание выжить, увы, оказывается сильнее веры.
Внутри самого себя ты не чувствуешь ответственность за все совершенные преступления. И ничто не изменится.
Этот второй. Он, кажется, решился.
- Кто второй? - спрашивает она.
- Нет. Это я так...У меня отняли мечту.
- Какую мечту?
- Теперь я уже не помню, у меня ее отняли...
- Вы плохо себя чувствуете?
- Нет. Мне бы только попить чаю и закурить.
- Хорошо. Я сделаю для вас чай.
Поставив на поднос кофейный сервиз на двух персон, и насыпав в вазочку конфет, он подходит к зеркалу и смотрит - как он выглядит? Похоже, он нравится себе.
Она ждет Его в тягостном томлении. У Нее тоже включаются рефлексы, основной инстинкт.
Она ждет разврата. Ей скучно без прелюбодеяния. Но внешне все должно быть эстетизировано и возведено в культ.
Всё как в пьесе. Хорошо перед началом рассказать какой-нибудь анекдот.
Должно что-то произойти. И смех и грех. Тошнотворный смех.
А ведь на месте этого второго должен быть я. Если бы когда-то бред о зеркале...Впрочем, раздвоение в наше время обычная вещь.
И она раздвоилась - эта переливающаяся всеми цветами ящерица в изумрудной траве и эта жестокосердная убийца, ведьма в обличии мадонны.