По дороге я зашел в кондитерский магазин, в котором мне хотелось выпить кофе. Но мне необходимо было стать в очередь. И стал у двери, закрытой портьерой. Когда я заглянул за портьеру, то увидел, что там вместо кухни находится театр.
И тут я понял - почему мне было ни по себе. Просто в прошлом тоже все изменилось, туда перекочевали реалии настоящего и будущего.
Пройдя по закулисью театра, я очутился на сцене. И вдруг занавес поднялся, а я стоял посередине сцены совершенно голый.
Театр был средневековый, но журналисты щелкали деревянными фотоаппаратами и снимали надувными камерами.
Глава седьмая
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Я добился того, что вокруг все стали довольны мной. И меня больше не съедает обида и злоба.
"Какое счастье, что все так быстро обо мне забыли, и сам я обо всем забыл".
Собрал сегодня несложную химическую установку для проведения опытов. Приклеил ящерицу пластырем к медной пластинке. Мне хотелось доказать самому себе, что существует бессмертие. Я в это верил, но практический, наглядный опыт это совсем другое.
И вот сладкий миг! Ни серная кислота, ни электрический ток не повредили ящерице.
Когда писали о вечных гадах, то уж, наверно, были в этом уверены.
Я поцеловал ящерицу прямо в холодное извивающееся тельце и сунул обратно в карман. Она затихла и больше не показывала своей головы, пока снова не позову.
Я всегда употреблял светлое пиво в жаркий день. Но она заставляла меня пить только вино. Причем красное вино. Оправдывала этот рацион тем, что мне нужно есть мясо. Я то знал, что она заботится только о себе. Я буду есть мясо, запивая его красным вином, значит, сперма будет более качественной и вкусной.
Как-то однажды я назло ей напился самогонки, закусывая огурцами и салом, так она не подходила ко мне до следующего вечера.
Такая брезгливость несколько не увязывалась с ее страстностью и развратностью, но такая уж она была.
Как-то часов в девять вечера мы на ее машине поехали на речку.
- Веди ты, - уверенно сказала она.
Я не водил машину лет пять, но в этот день смог доехать без проблем. Руки и ноги помнили движения.
Она разделась до гола, а я сел в предвечерней тени, боясь обнажать свое бледное и обрюзгшее тело.
Когда она вышла из воды, то капельки отливали золотом от загара и заходящего солнца.
- Вы не оставите свое опекунство надо мной? Ведь можно мне приходить хоть раз в неделю? - вдруг взмолился я и не узнал свой голос.
Мы нашли взаимопонимание, когда заговорили о картинах французских художниках 18-го века, на которых изображались пастух и пастушка. Фото с этих картин лежали у не на столе под стеклом.
Она заставила таки остаться меня в деревне, чтобы питаться сладкой истомой чувств. И пока я учился заново дышать, она пожирала все вокруг и пожирала меня. Заставила заниматься спортом, но я так и не стал похож на отлета.
Она трахала меня раз десять в сутки. Днем и ночью. Так что в яйцах у меня не оставалось ни капли спермы. Но отсутствие спермы не смущало ее, она заставляла писать ей в рот и пила мою мочу.
Через неделю я уже обалдевал от такого отдыха и даже стал тосковать о своем прошлом безумии. Но противно мне не было. Я скорее был исследователем своей новой жизни - и, признаюсь, заниматься этим очень интересно.
Никто из живущих теперь не сможет вынести будущих страданий. Каждый из нас будет молить о смерти, но смерть не придет к нам.
Ничто уже не изменится, ибо собранного богатства духа достаточно для существования вечности.
И Ящерица уже не изменится, ей не нужно раскаяние. Ибо моей способности прощать достаточно для ее совершенства.
В какой-то миг мне показалось, что жизнь моя кончилась. Но нет, я не сделал завершающего шага.
Сначала я выпил какой-то токсичный химикат. Затем, вскрыл себе вены в ванной. И тогда я понял, что все можно стерпеть, кроме предсмертной боли. И тоски.
Когда я очнулся, надо мной сидела мать. Такого отчаяния в ее глазах я никогда не видел, и какое-то безразличное спокойствие.
Мне хотелось заплакать и пожалеть ее, но в комнате я заметил еще двух женщин в белых халатах. Мать уговаривала их не говорить о случившемся никому и давала деньги. Те взяли деньги, и я вдруг понял, что скоро придет Ящерица.
Ящерица пришла через несколько часов. И, кажется, тоже плакала. Но в ее глазах было совсем другое, это был страх самки. Она совсем не любила меня, она просто что-то потеряла...
И я понял, что теперь действительно все кончилось.
А еще через день я заметил в глазах Ящерицы предчувствие ужаса. И я понял, что откладывать было нельзя.
Все произошло в один миг. Хотя казалось, что он длится вечно.
Мы оба поранились о стекло. Я не отпускал ее. Если бы ей стало страшно, то ничего бы не произошло. Но в ее глазах я увидел восторг. Чувство азарта. Все было в этом взгляде. И все было решено.
Я понял, что ей, может быть, приятна боль.
Когда я впервые сжал ручку скальпеля, то он выскочил у меня из рук и упал на пол. Она даже не заметила этого. Она стала истерично смеяться.
Кусок стекла уперся мне в большой палец и рассек его до кости. И тут и я рассмеялся от боли. Мы вообще хохотали, проникновенно глядя друг другу в глаза.
Спокойствие, с которым я полоснул ей по горлу, нисколько не удивило меня. Я во всем отдавал себе отчет. И все делал с любовью и нежностью.
Она опустила обессилевшие руки мне на плечи и прижалась всей теплотой, ускользающего от меня навсегда тела.
Теперь все ушло в прошлое. Все осталось во сне. И ящерица...
Иначе меня бы замучили воспоминания.
Мое раскаяние. Почему-то я впервые не поверил в его всесильное спасение. Я перестал различать зло и добро.
Я понял, с каким адом я жил в душе, с адом рабского самоистязания.
" Когда б он сам мог дать себе расчет простым кинжалом...".
И кто подумает, что я убил Ящерицу, тот ошибается.
Блаженство, при осознании полного безумства. Я забронировал себе место в "баньке закоптелой, с пауком".
Я избавился от чего-то инородного, во что был втянут по воле непредсказуемой, вечно меняющейся судьбы.
Надо было хоть раз в жизни почувствовать себя победителем. Меня больше не пугало то, что могли сделать с моим телом. К моей душе они уже не могли прикоснуться.
1988 год