– Господи, – тихо сказал Коп Ласнову, единственному, кто не двинулся с места. – Я уж начинаю жалеть, что получил этот ящик. Они меня разорвут.
– А что там внутри?
– Понятия не имею. Знаю только, какие-то штучки из жести.
– Мало ли что может быть из жести – консервные банки, игрушки, ложки.
– Маленькие шарманки с ручками.
– Да мало ли что…
Коп вместе с Ласновом помогли мальчишке снять с тележки ящик. Ящик был белый, сбитый из свежевы-струганных досок, высотой чуть поменьше стола, па котором Коп разложил свои ржавые гвозди, ножницы и прочий скарб…
Все затаили дыхание, когда Коп, вытащив старую кочергу, принялся открывать крышку ящика; послышался скрежет отдираемых гвоздей. Ласнов удивился, что успела собраться такая большая толпа; он вздрогнул, когда мальчишка вдруг сказал:
– А я знаю, что там.
Все молча уставились на него, мальчишка окинул взглядом напряженные лица стоявших вокруг людей, пот выступил у него на лбу, и он прошептал:
– Ничего там нет… Ничего.
Скажи он это на мгновение раньше, разочарованная толпа накинулась бы на него и избила бы, но Коп уже успел оторвать крышку и рылся теперь в стружках; он вынул слой стружек, затем слой скомканной бумаги и поднял над головой какие-то блестящие предметы, которые достал из ящика.
– Пинцеты! – крикнула какая-то женщина. Но это были вовсе не пинцеты.
– Нет, нет! – воскликнула та женщина, которая сама себя назвала красивой. – Нет, это…
– Что же это такое? – спросил маленький мальчик,
– Это щипцы для сахара, – раздался желчный голос хозяина карусели; злобно расхохотавшись, он всплеснул руками и, не переставая смеяться, побежал к своей карусели.
– В самом деле, – сказал Коп, – щипцы для сахара. Много-много щипцов для сахара…
Он швырнул щипцы, которые держал в руке, назад в ящик и принялся рыться в его недрах. Хотя толпившиеся люди и не видели его лица, они знали, что он не смеется: он копался в куче позвякивающих металлических предметов, как скряга на картинке в своих сокровищах.
– Это на наших похоже, – сказала женщина. – Подумать только – щипцы для сахара! Если бы был сахар, я бы его уж как-нибудь руками взяла…
– Моя бабушка, – заметил Ласнов, – всегда брала сахар руками, но ведь она была глупая, темная крестьянка.
– Я думаю, что тоже отважилась бы на это.
– Ты всегда была свинья свиньей – брать сахар руками! Нет уж!…
– Ими можно, – сказал Ласнов, – выуживать помидоры из банки.
– Если у кого есть помидоры… – ответила женщина, назвавшая себя красивой.
Ласнов внимательно посмотрел на нее. Она и в самом деле была красива – густые светлые волосы, прямой нос и темные выразительные глаза.
– А еще ими можно, – не унимался Ласнов, – срывать огурцы.
– Если у кого есть огурцы, – ответила женщина.
– А еще ими можно ущипнуть себя за задницу.
– Если у кого есть задница, – сухо отрезала женщина.
Ее лицо становилось все злее и красивее.
– А еще ими можно брать уголь.
– Если у кого есть уголь.
– А еще ими можно держать сигарету, когда куришь.
– Если у кого есть курево.
Когда говорил Ласнов, все смотрели на него, а когда он замолкал, все переводили взгляд на женщину, и чем бессмысленнее в этом разговоре становилось назначение щипцов, тем несчастней было выражение на лицах детей и взрослых. «Надо их рассмешить, во что бы то ни стало рассмешить, – думал Ласнов. – Я опасался, что в ящике окажутся зубные щетки, но щипцы для сахара еще хуже». Покраснев под торжествующим взглядом, он громко возвестил:
– А еще ими можно накладывать вареную рыбу.
– Если у кого есть вареная рыба, – не унималась женщина.
– А еще ими могут играть дети, – тихо сказал Ласнов.
– Если у кого… – начала было женщина и рассмеялась, и все рассмеялись вместе с ней, потому что чего-чего, а уж детей у всех хватало.
– Послушай, – обратился Ласнов к Копу, – дайка мне три штуки. Почем они?
– По двенадцать, – сказал Коп.
– По двенадцать! – воскликнул Ласнов и кинул деньги Копу на стол. – Да это ж даром!
– И в самом деле недорого, – смущенно сказал Коп.
Десять минут спустя все дети на базаре бегали с серебряными, блестящими щипцами для сахара; они размахивали ими, кружась на карусели, щипали друг друга за нос, чуть ли не тыкали ими в лицо взрослым.
Мальчишка, который привез ящик, тоже получил в подарок щипцы. Он сидел теперь на каменных ступеньках вокзала и булыжником выравнивал изогнутые щечки щипцов. «Наконец-то будет чем выковыривать окурки, застрявшие в щели между половицами». Он пробовал это делать кочергой, проволокой, ножницами, но никогда ничего не получалось. Теперь у него в руках был новый инструмент, и он знал, что получится.
Коп пересчитал деньги, тщательно перевязал их и спрятал в бумажник. Он поглядел на Ласнова, который мрачно стоял рядом с ним и наблюдал за базарной толчеей.
– Сделай мне одолжение, – сказал Коп.
– Какое? – рассеянно отозвался Ласнов.
– Дай мне по морде так, чтобы сигарета вылетела изо рта.
Ласнов, по-прежнему не глядя на Копа, задумчиво покачал головой.
– Стукни, пожалуйста, прошу тебя… Разве ты уже не помнишь?
– Почему? Помню, но мне неохота бить тебя еще раз.
– В самом деле?
– Да, в самом деле, мне даже в голову никогда не приходило еще раз тебя ударить.
– Черт возьми! – воскликнул Коп. – А я двадцать семь лет ждал этого и боялся.
– Зря боялся, – сказал Ласнов и, покачав головой, двинулся к вокзалу.
«Быть может, – подумал он, – еще придет дополнительный поезд с отпускниками или ранеными». Правда, дополнительные поезда бывали редко, но ведь могло случиться, что именно сегодня придет дополнительный поезд. Засунув руку в карман пиджака, он в задумчивости перебирал зубную щечку и трое щипцов. «Бывали ведь дни, – думал он, – когда приходило подряд по три дополнительных поезда».
Он прислонился к фонарю и вытряхнул из кисета остатки табачной пыли…