— Нам нужны медики! — возвысился над шумом гортанный голос.
Льюис отвернулся к двоим природникам, которым приказал отбить нападение прядильщиков.
— Вы отказываетесь подчиниться приказу?
— Пошлите клонов, — повторил Харкур, багровея. — Они для того и сделаны.
— Мы туда не пойдем! — пискнул кто-то из центра зала.
— Почему они должны идти? — спросила Легата.
— Легата, не вмешивайся! — взвизгнул Оукс.
— Просто объясни им, почему идти должны клоны, — повторила она.
— Ты сама знаешь!
— Нет.
— Потому что клоны идут первыми на все опасные задания. Харкур прав. Первыми идут клоны. Так всегда было и так будет.
«Значит, он рассчитывает на верность природнорожденных».
Легата перевела взгляд на Льюиса. Что это в его глазах — злое веселье? Неважно. Она вдавила клавишу на пульте, оглядела комнату — нет, никто не прозевает того, что появится сейчас на экране. А программа ею давно подготовлена.
Да… немая сцена. Все внимание — на экран.
Изумленный Оукс тоже повернулся и увидал на экране собственное лицо. Ниже кромки портрета ползли строки досье. В безмолвном ужасе он уставился на заголовок:
«Морган лон Оукс. См. файл оригинала, Морган Хемпстед, донор клеток…»
Сдавило грудь. «Что за фокусы?!» Он поглядел в холодные глаза Легаты, и по спине его побежали ледяные мурашки.
— Морган… — Как сладок ее голос! — Я нашла твое досье, Морган. Видишь на документе печать Корабля? Сам Корабль ручается за его подлинность.
От ужаса у Оукса задергалось левое веко. Он попытался глотнуть.
«Этого не может быть!» По залу расползалось угрожающее ворчание. «Босс — клон? Глаза Корабля!»
Легата отошла от пульта, приблизилась к Оуксу на расстояние вытянутой руки.
— Твое имя… это имя женщины, выносившей тебя… за деньги.
— Это ложь! — К Оуксу вернулась способность говорить. — Мои родители… наше солнце готово было взорваться… я…
— Корабль говорит иначе. — Она махнула рукой в сторону экрана: — Видите?
Строки все ползли: дата имплантации яйцеклетки, адреса суррогатных родителей, имена…
Льюис тоже подошел и замер за плечом своего босса.
— Почему, Легата?
Да, в голосе его определенно звучал смех.
Легата не могла отвести взгляд от потрясенного Оукса. «Почему мне так хочется утешить его?»
— Комната ужасов… была ошибкой, — прошептала она.
— Вначале клонов! — вскрикнул кто-то от дальней стены. — Пошлите клона! — И весь зал подхватил, скандируя в безотчетном яростном гневе: — По-шли-те кло-на! По-шли-те кло-на!
— Не-ет! — взвыл Оукс.
Но десятки рук уже вцепились в него, и Легата была не в силах спасти его, не убив, — а на это у нее не хватило духу. Вопли Оукса «Нет! Нет, умоляю!» становились все тише, уплывая в коридор, и потерялись в рычании толпы.
Подойдя к пульту, Льюис убрал досье с экрана и подключился к сенсору на верхнем ярусе, еще не заплетенному паутиной. Полыхнула огнеметная струя, прожигая дорожку в паутине там, где периметр пробили лучи вражеского резака. А через несколько мгновений на экране показался Оукс, который бежал, спотыкаясь, по смертоносному полю Пандоры.
Этот плод не должен дожить до родов. Он не может быть человеческим. Людское дитя не может ускорять собственное внутриутробное развитие. Людское дитя не в силах черпать потребную энергию из внешнего мира. Людское дитя не может общаться, не покинув прежде материнского лона. Мы должны вырезать его из чрева или же уничтожить дитя вместе с матерью.
Ваэла пристроилась на краю кушетки в импровизированной родильной палате. Слышно было, как Ферри латает кого-то в соседнем закутке. Старик даже не заметил, что она ушла. Ящики с медикаментами скрывали ее из виду. Ваэла сидела в тени шатра и часто-часто дышала, стараясь унять родовые схватки.
Предсказания ее внутреннего голоса и прибокса Хали оказались точны. Дитя готово было появиться на свет по своему распорядку, что бы ни творилось вокруг.
Ваэла откинулась на кушетку.
«Я не боюсь. Почему это?»
«Случится то, что случится», — ответил голос из ее чрева.
Тишину нарушили громкие голоса, и в лазаретную палатку вломился еще кто-то. Которая это уже партия раненых? Ваэла сбилась со счета.
Следующая схватка оказалась особенно сильной. Ваэла застонала.
«Время пришло. Пришло».
Ваэле казалось, будто она скользит по бесконечной горке, не в силах ни задержаться, ни изменить свой путь, предначертанный с той самой секунды, когда в капсуле субмарины свершилось зачатие.