— Вот что ты сделаешь, Рустам… — медленно проговорил Розов.
Теперь он говорил вкрадчивым голосом, смакуя каждое слово, словно набросанный им сценарий предстоящей пытки калининградского антиквара доставлял бизнесмену подлинное наслаждение. Бывшему спортсмену приходилось выполнять грязную работу, но обычно дело ограничивалось избиением жертвы. Рустам старался проделать это быстро, испытывая что-то вроде брезгливого сочувствия к молящим о пощаде людям. Гнев порождает безумие. То, что придумал Розов, у спортсмена вызвало чувство сильного отвращения. Он посмотрел на фотографию в золоченой рамке, висящую за спиной бизнесмена. Архиерей принимает в дар от Розова Михаила Аркадьевича храмовую икону восемнадцатого века. Фотограф запечатлел благостное выражение лица дарителя, его правая рука со сложенными горстью пальцами взметнулась ко лбу; бизнесмен осенял себя крестным знамением, вытянутые в трубочку губы тянулись к искрящемуся сусальным золотом окладу иконы.
— Обязательно пытать антиквара? — спросил Рустам. — Хлипкий старик. Он и так отдаст все, что у него есть.
— Ты будешь со мной спорить? — высокомерно поднял бровь Розов. — Этот, как ты выражаешься, старик кинул меня на крупную сумму. А товар принимал у него ты! — Его толстый палец совершил в воздухе пируэт и уперся в грудь спортсмену. — Получается, он кинул нас обоих!
— Ясно. — Рустам переступил с ноги на ногу. — Если вы считаете, что антиквара надо пытать, — ваше дело, босс.
— Только после того, как он отдаст пепельницу.
— Это само собой…
— Тогда бери билет на первый же рейс до Калининграда. Получишь премию, если все сделаешь четко! — Он многозначительно улыбнулся. — И обязательно сними на видео! Уяснил? — Он отвернулся.
Заиграла мелодия на айфоне Розова, он поднес гаджет к уху, его лицо преобразилось.
— Здравствуйте, Геннадий Леонидович! Да, конечно! Рад вашему звонку! — Он прикрыл микрофон ладонью. — Ты еще здесь?!
Рустам вышел из кабинета, на ходу он отдал колбу склонившейся над компьютером секретарше. Девушка оторвалась от набора текста.
— Это что? — Она брезгливо потрогала двумя пальчиками гладкую поверхность колбы. На хорошеньком лице, немного подпорченном накачанными силиконом губами, отразилось любопытство, смешанное с отвращением.
— Спрячь куда-нибудь! — повторил фразу босса Рустам.
Он спустился по лестнице, вышел на улицу. Лоб прочертила глубокая морщина, когда он набрал короткий номер на смартфоне. Ответили немедленно. Рустам облизнул пересохшие губы. Он редко нервничал, но сейчас был как раз тот самый случай.
— Это я, — сказал он вполголоса. — Сегодня с девятнадцати до двадцати двух часов он будет в обычном месте. Да… — Мимо промчалась машина скорой помощи, завывала сирена, мелькали синие огни. — Да. Он будет один… — расплющенные от пропущенных ударов губы сложились в улыбку. — Он чужим не доверяет. — Рустам проводил задумчивым взглядом молодую женщину с коляской. — Личная просьба. Без нужды не мучить…
Он отключил связь, поднял лицо к небу, зажмурился. Солнце ласкало кожу, отвыкшую от свежего воздуха. Рустам почему-то опять вспомнил таящийся страх в глазах антиквара. Страх и решимость загнанного в угол раненого животного.
— Не бойся, старик! — проговорил он вслух. — Сегодня ты не умрешь…
Он сел за руль припаркованного «лендкрузера», повернул ключ в замке зажигания. Мощный двигатель послушно заурчал, внедорожник выкатил на улицу. Дальнейшие его действия должны были сильно удивить господина Розова, если бы он решил организовать слежку за своим телохранителем, как он проделал это три года назад в отношении своей супруги. Вместо того чтобы направиться в сторону аэропорта Внуково, Рустам Сафаров повернул на Ленинградский проспект. Некоторое время на дороге виднелись проблесковые маячки внедорожника, умело петляющего среди других машин, затем угловатый силуэт японского автомобиля затерялся в многомиллионном городе.
К вечеру Розов почувствовал легкое недомогание, однако планов своих не поменял. Он привык все доводить до конца и сейчас жил предвкушением мести, которую он уготовил антиквару. Несколько смущал настрой Сафарова, но никому другому поручить столь деликатное дельце он не решался. Он так мысленно и называл задуманную кару, которой следовало подвергнуть антиквара, — дельце.