— Шел бы ты отсюда, батя!
Парень вернулся к машине, выгружая упаковку с пивом, отделил одну банку, кинул ее бродяге.
— Держи!
Филипп проявил завидную реакцию и ухитрился поймать на лету банку «Амстела».
— Дай Бог здоровья тебе, сынок!
— Ты чё, отец, в уши долбишься?! — мускулистый Самир шагнул вперед. — Сказали тебе, вали отсюда!
Бродяги с плохой интуицией долго не живут! А Филипп Потехин недавно отметил пятидесятилетний юбилей. Банка пива исчезла в недрах его объемистой сумки, туда же он бросил найденную на пляже амфору и, прихрамывая на левую ногу, устремился в сторону тенистой рощи. Столь печально начавшееся утро преобразилось в прекрасный полдень!
2
Пиво оказалось холодным, пузырьки ласково покалывали нёбо. Филипп сидел на узловатой коряге под покровом густой листвы. Ствол мертвого дерева был утыкан пустыми шприцами, в пластиковых колбах темнели рыжие пятна засохшей крови. Место облюбовали наркоманы, которых сейчас, по счастью, не было в роще. Филипп ненавидел наркоманов и боялся их до дрожи в коленях. Благодетель одарил его пятисотрублевой купюрой, будущее рисовалось радужными красками. Он подобрал острый кусок каменной щебенки и очистил амфору (мысленно он решил называть странную находку именно так, как окрестила ее белокурая девочка). Видимо, вследствие длительного нахождения в морской воде амфора утратила свой первоначальный цвет, на дне проступили какие-то знаки. Все алкоголики — немного мечтатели и философы! Обанкротившиеся идеалисты. А утренний опохмел настраивал на медитативный лад. Наслоения постепенно отпадали под натиском щебенки, явственно проступили очертания орла, держащего в когтях свастику.
— Мать моя…
Филипп вытер испарину со лба. Амфору венчала наглухо запаянная пробка. Потребовалось полчаса титанических усилий, прежде чем поддалась тугая резьба. У него всегда были сильные пальцы, мог на спор сорвать пробку с бутылки. Поднажал. Раздался тихий писк, словно пойманная в ловушку крыса испустила предсмертный вздох. Стал ощущаться едкий запах, будто из аккумулятора вытекла щелочь. Пробка неохотно поддалась, Филипп выругался, пальцы покрылись чем-то липким. Обезглавив амфору, он заглянул вовнутрь. Там было черно, внутренние края облипли серой массой, проход был узким, не толще трех миллиметров. Шевельнулись заросли дикого клевера, на поляну вышла большая собака, со свалявшейся на боках шерстью.
— Пошла прочь! — Филипп замахнулся, задел амфору, которая покатилась по земле, издавая глухой стук.
Собака припала брюхом к земле, оскалила желтые клыки, карие глаза уставились на упавшую амфору с непостижимой человеческому разуму звериной тоской. Филипп швырнул в пса пустую пивную банку, попал в спину. Собака перевела взгляд на человека, внутри у него похолодело.
— Пошла вон отсюда!
Собака помотала головой, чихнула и скрылась в кустах. Рядом с амфорой, на черной земле, лежали крохотные красные шарики. Они были похожи на отшлифованные в форме кабошона рубины или на крупицы человеческой крови, по прихоти создателя увековеченные в форме идеально ровных шаров. Запах щелочи усилился, Филипп громко чихнул, в точности как недавно это сделала собака. Повинуясь древней человеческой привычке нюхать новые предметы, а затем трогать их руками, он прикоснулся к шарикам указательным пальцем. Шарик неожиданно лопнул, как наполненный жидкостью пузырь, окрасив кожу алым цветом, невесомый пар растекался в жарком воздухе. Филипп икнул. Захотелось свалить отсюда подобру-поздорову. Он вдавил подошвой шарики, клубы красного тумана застилали поляну, подхваченная легким порывом ветра струйка устремилась в направлении пляжа. Филипп торопливо закрутил пробку, сунул амфору в сумку и, привычно припадая на левую ногу, устремился прочь от этого нехорошего тумана цвета разбавленного водой клюквенного сока. Он с трудом удерживался от порыва выбросить амфору, смутно чувствуя что-то опасное, что несла в себе морская находка, и вместе с тем не желая расставаться с ней без особой нужды.
Поляна опустела. Бесшумно появилась собака, ее влек сюда непреодолимый инстинкт и какая-то странная тоска. Только что пес увидел на пляже необычного человека. Мужчина. Он шел по береговой линии, с мечтательной улыбкой на бледных губах, обходя плещущихся на мелководье детей. Обоняние у собак в двадцать раз тоньше, чем у людей. Пес протянул к человеку нос и не обнаружил никакого запаха. Вначале он удивился, повторил попытку. Ничего. И тогда он кинулся бежать не выбирая дороги. Его гнали страх и отчаяние, каких он не знал прежде. Спустя время пес вернулся на свою поляну, откуда его только что прогнал бродяга. Он особо не боялся бродяги, максимум неприятностей, которые тот мог причинить, был пинок по ребрам, от которого легко можно увернуться, если вовремя угадать намерения человека. К тому же бездомные, как правило, были неуклюжими людьми. Пес боялся человека без запаха. Он внимательно обнюхал вдавленные в глину следы протектора, черная губа поднялась, он предупредительно зарычал, словно ожидая какого-то подвоха, дважды лизнул землю, поднял нос к небу и громко завыл.