Два тонких листка, испещренных мелким компьютерным шрифтом, оказались в ее руках уже через пару часов после звонка матери, а еще через полчаса, плотно закрыв за собой дверь своей комнаты, Татьяна дрожащими пальцами разложила их на поверхности стола и углубилась в изучение.
Процесс не занял у нее много времени и не принес желаемого результата. Впрочем, спроси кто Татьяну сейчас, какого именно результата ожидала она от этого давнего и действительно, как в запале кричала она матери по телефону, несколько заплесневелого списка, вряд ли нашелся бы у нее вразумительный ответ. Даже для себя не могла сформулировать она, на что, собственно, рассчитывала, когда с колотящимся сердцем мчалась на встречу с компьютерным мальчиком из датского пошлого. Вернее, ответ был, и он укладывался в одно короткое слово «чудо», однако далее все было подернуто дымкой радужного тумана, в который это самое чудо куталось, как в сумрак летнего вечера.
Однако после того, как Татьяна внимательнейшим образом и не один раз изучила содержание давнего списка, туман не рассеялся и чудо не проступило во всей своей красе, с мельчайшими деталями, полутонами и оттенками, а главное — с подробным указанием, как и что делать дальше. Вот, собственно, в чем остро нуждалась теперь Татьяна и в чем ей самым обидным образом было отказано, как ребенку коварно и унизительно отказывают в желаемой конфете, протягивая вместо нее повторяющий лакомую форму, но пустой фантик. Бытует среди глупых людей такая злая шутка, и Татьяна почувствовала, что именно таким образом некто сейчас пошутил с нею. Первым желанием после этого было изорвать проклятые листки в мелкие клочья, расшвырять их по комнате, а потом, укрывшись с головой в мягкие полушки дивана, долго истерически рыдать, выкрикивая адресованные непонятно кому — а чаще всего ни о чем не ведающей Ванде — проклятия.
Но что-то остановило Танькины руки, уже занесенные для того, чтобы впиться в беззащитные тонкие листы бумаги.
Некоторое время она сидела без движения, тупо уставясь на мелкую вязь неразборчивых букв, а потом принялась изучать текст снова, словно пытаясь усмотреть какой-то тайный смысл.
Список включал в себя тринадцать человек. «Естественно! Именно столько их и должно было быть!» — в эйфории закричала Танька, когда бумаги только оказались в ее чуть дрожащих руках, и не удержалась, чтобы сразу же бегло не пробежаться по ним глазами. Теперь, однако, магия рокового числа ее не только не вдохновляла, но скорее раздражала, как еще одно напоминание о несбывшейся надежде.
Подавляющее большинство людей, включенных в список, были давними клиентами Ванды, с которыми Татьяна, естественно, была знакома и, поскольку ей иногда доводилось распечатывать аудиозаписи их бесед с Вандой, знала об их проблемах более чем достаточно. Никакой новой информации в этом смысле список ей не добавлял. Кроме всего прочего, несколько человек, упомянутых в нем, навсегда уехали из страны, а некоторые, насколько знала Татьяна, давно прекратили консультирование, сочтя свои проблемы решенными или, напротив, не разрешаемыми с помощью психоаналитика. Большинство людей из списка были довольно широко известны и даже знамениты: к услугам Ванды вообще принято было прибегать в самых элитарных кругах, поэтому изгнанная Вандой Танька, собирая свой нехитрый скарб, находящийся у Ванды, на всякий случай переписала себе их телефоны. Таким образом, даже с этой точки зрения список не представлял интереса.
Из всего списка только два имени оказались неизвестны Татьяне. Судя по тому, что они значились под двумя первыми номерами, это были самые первые клиенты Ванды.
«И что мне это дает? — уныло подумала Татьяна, механически запоминая имена этих двух человек и по- прежнему сидя без движения, словно застыв над злополучным списком. — А на что, собственно, ты надеялась? Давай, как делала это Ванда, начинай разматывать клубок с самой его сердцевиночки. Итак, ты мечтала сделать новый шаг, приближающий тебя к той ступени, на которой по сей день, гордая и неприступная, возвышается Ванда. То есть ты решила начать консультировать. Так? Да, так. Желание это было таким сильным и ты была так уверена в своем успехе, что даже начала врать Подгорному, рассказывая, будь-то ты уже занялась частной практикой. Разумеется, у этого вранья была и другая причина — ты хотела приподнять свой статус в глазах мужа, тем самым подсознательно надеясь удержать его: одно дело — бросать истеричную домохозяйку, и несколько иное — популярного психоаналитика. Чушь, конечно. Но подсознательно ты именно на это рассчитывала. Но не только на это. Ты на самом деле мечтала о практике. Теперь список. Известие о нем так сильно подействовало на тебя… Почему? Да потому, что это был не просто список, а список клиентов Ванды. И подсознательно ты рассчитывала найти там что-нибудь для себя. Именно так! Конечно это безумие! Кто из клиентов знаменитого и успешно действующего специалиста вдруг переметнется к другому, да не просто к другому, а к бывшей секретарше? Чушь! Абсурд! Но «подсознание не всегда признает законы формальной логики» — это, кстати, тоже Ванда, черт бы ее побрал. Значит, оно, подсознание, все же надеялось поживиться. Однако, увидев имена, быстро сообразило, что на этой публике поживиться не удастся. Это уж точно. Эти снобы никого, кроме знаменитой, великой и легендарной… к себе не подпустят, как не наденут костюм не от Диора, Шанель и… кого там еще подпускают они к своим драгоценным телам и душам? Все верно. И тогда подступила ярость. И желание растерзать если не самих этих высокомерных и высоколобых, то хотя бы листки с их прославленными именами. Но ведь что-то остановило руки, уже потянувшиеся к невинным бумажкам? Что же?»
Татьяна задумчиво посмотрела на свои тонкие, ухоженные руки, словно они в состоянии были ответить на этот вопрос. Нет, руки, хрупкие, усталые, безвольно лежали поверх страниц. И тем не менее вопрос не отступал, не растворялся в пульсирующем потоке сознания. Следовательно, ответ на него был отчего-то важен. И Татьяна продолжала рассуждать вслух:
— Одиннадцать из тринадцати ничем не могут быть тебе полезны. Но список отчего-то представляет ценность. Выходит, ценность заключается в оставшихся двоих. Выходит так, хотя это как-то слишком просто. Допустим, оба когда-то давно консультировались у Василевской, а потом отчего-то прекратили консультации. И что же? Разве это лает мне основания позвонить им и предложить свои услуги? А почему бы и нет? Они не знают меня, следовательно, они не знают, что я всего лишь секретарша. Поэтому я могу быть ассистентом, ученицей, продолжательницей, словом, человеком, которому Василевская передала часть своей практики, в том числе и бывшей. Возможен такой вариант? Вполне возможен. Ванда сама рассказывала, что подобная традиция существует на Западе. Но не у нас, сетовала Ванда. Правильно, у нас это не принято. А кто об этом знает? Может быть, у нас это не было принято? А? Звучит вполне правдоподобно.
Татьяна наконец позволила расслабиться своему словно окаменевшему телу и откинулась на спинку кресла. Она ощущала абсолютный покой, полную ясность сознания, и это давало уверенность, что мысли ее движутся в правильном направлении.
«Нет, вся история со списком не могла быть случайной — вплетались в канву ее сознания новые мысли, — и то, — что дано было увидеть мне сначала, было всего лишь испытанием. Испытанием моей зрелости, моей уверенности в том, что я хочу и могу этим заниматься, в конце концов. И я его чуть было не провалила. Но «чуть», слава Богу, не считается. Я все же сумела разглядеть главное. Самое главное. Ведь мне в руки передаются не просто бывшие клиенты Ванды, а ее ПЕРВЫЕ клиенты. Вот в чем суть. И знак. И символ».
Татьяна почувствовала, как от волнения, мешающегося с восторгом, холодеют руки и сердце бьется в груди часто и сильно, словно пытаясь вырваться наружу, чтобы самолично, предметно и персонально принять участие в том долгожданном прорыве, к которому упрямая Татьяна карабкалась, в кровь стесывая и руки, и чувства, и его, кровоточащее свое сердце.
Ждать более она не могла и не хотела: Стрелки на часах чуть-чуть переползли за одиннадцать — это было еще не так поздно, чтобы звонок считался совсем уж неприличным.
Она набрала номер человека, значащегося в списке первым.