Хозяйка этого дома, вдова-немка Каролина Павловна, бывшая замужем за чиновником, который и построил этот дом, была седовласая и хромая старуха. Она жила с дочерью маленьким пенсионом. Дочь ее, тоже вдова с тремя маленькими детьми, из коих самой старшей девочке было пять лет, только и умела делать что узоры, которые она поставляла немцу-магазинщику на Васильевском острове. Кухарки у них не было, и так как обе они, мать и дочь, были немки набожные, то и взяли к себе трехпалую Матрену даром жить в кухне и служить за это Терезе вроде вьючного животного, то есть таскать с рынка провизию, так как руки у Матрены могли же что-нибудь подцепить и нести. Кроме хозяйки и дочери, в доме жил хромой сапожник, поставлявший сапоги на две-три улицы и слывший под именем Редьки, вероятно потому, что его лицо, вследствие безжалостной оспы, было похоже на губку. Редька, или Осип Харитоныч, работал сам, единственной своей персоной, сам готовил себе кушанья, сам за всем ходил — и жил, говорят, очень скупо в будни и мертвецки напивался по воскресеньям.
Кроме воскресений, он знал только большие, главные церковные праздники. Этот сапожник вел ежедневно войну с мещанином Романом Саватеевым и его любовницей Татьяной Павловной из-за того, что они затемняли ему дневной свет, проходивший со двора в единственное его окно, тем, что или вешали белье, или ставили станок для тканья ниток в бечевки как раз против его окна, а дети их приводили со стороны других детей, и если не было развешано белье или не было станка, ставили тоже против его окна коны бабок, попадали в стекла, около его стены начинали играть в мячик и на его ругань огрызались, как маленькие собачонки.
Все эти люди понравились Матрене Ивановне. Все они жалели ее и ничего не видели худого в том, что она ходит сбирать в церковь гроши. Особенно ей полюбился сапожник, который часто спрашивал у нее:
— А што, Матрена, нет ли у те хлеба?
— Нету, Осип Харитоныч; не подают.
— Плохо, а я бы взял. Мне бы на сухари. Я сухари очень люблю, особливо во щах, да и зубов коренных у меня нет. А што, грошей много? Я бы у те разменял гривну. Они, лавочники проклятые, не всегда отдают гроши. Им-то каждая денежка барыш, а нам, бедным калекам, прости господи, убыток.
И если у Матрены бывали гроши лишние, она меняла. Скоро они так подружились, что Матрена грош или два и в долг давала Осипу Харитонычу.
Немка и ее дочь Матрене скоро опротивели; говорят по-немецки, ее не поят и не кормят и заставляют работать.
— Матрена, держи корзину! — говорит Тереза, позабывши, что у Матрены только три пальца.
— Как же я, барыня, буду держать тремя пальцами? — скажет Матрена обидчиво.
— А я и позабыла… Ну, может, помои выльешь?
Попробует Матрена ведро, — три пальца не могут долго сдержать.
Да и самой ей скучно было без дела, а делать она не умела тремя пальцами. Стала было учиться чулок вязать, терпенья не хватило. Начала она детям сказки рассказывать, а те, видя, что она нищая и ничего делать не может, стали издеваться над ней, лазить на нее и, наконец, дошли до того, что обращались с нею как с куклой, а матери потакали им.
И хорошо ей было только у Осипа Харитоныча. Хоть два часа сиди у него и смотри на него, он, углубившись в свои думы, упорно молчит, передергивая дратву в калошах, сапогах и т. п. Случалось, и засыпала у него Матрена; а у немки было нужно все ходить да ходить.
Вот и задумала Матрена Ивановна обучить своего Яшку сапожному ремеслу. Высказала она свое намерение Осипу Харитонычу. Он одобрил.
— Только он еще мал. Пусть там растет у чухон. Они терпенью его обучат; ну, и опять, на двух языках будет говорить, — говорил сапожник.
— Нет, уж я лучше при себе.
Попросила она барыню-немку дозволить жить ее Якову с нею в кухне; немка обиделась.
— Наши дети неровня твоему. Ишь, что выдумала. Я так и знала, что ты своего ребенка намерена взять. Иди к своему Редьке.
— Бог с вами, барыня.
— Я очень хорошо понимаю, зачем ты ходишь к сапожнику. Хороши оба: он — как терка, ты — с тремя пальцами.
Горько сделалось Матрене; сказала она об этом Осипу Харитонычу, тот пошел к немке с протестом. Немка косилась или просто сделала вид, что ей до калек нет дела; пусть они делают что хотят. Следствием этого посещения было то, что Осип Харитоныч пустил к себе Матрену на квартиру и разрешил ей привести ее сына.
Яшка был болен, когда к Катерине приехала Матрена Ивановна. Но ей его не отдали.
— Мы его уже законтрактовали и поэтому тебе не отдадим, — говорил муж Катерины.