Вяло и безуспешно, словно жук, опрокинутый на спину, Мира копалась в своих вещах, слушая профессиональное воркованье целительницы, укладывающей и раздевающей больную: сейчас прилепит на нужные точки клочья синего мха, быстро выводящего яды из тела. А вот ей нужно… да где же она… а, нашла, нашла! Мира поспешно сунула в рот прессованную пластину зимовейки и даже застонала — сначала от ударивших в рот, глаза, нос, желудок острых ледяных стрел, а потом и от исчезнувшей головной боли. Посидев, осторожно поднялась на опухшие ноги. Лекарка с интересом наблюдала за ней с топчана Амариллис.
— Собираешься учиться у нас на целителя?
Ведь ректорша же только вчера у нее на глазах выперла всех троих!
— Н-нет… Не знаю. Я просто…
— Она просто так шляется вокруг моей Академии!
Занавеска взлетела по мановению нетерпеливой руки, и перед ними нарисовалась уже знакомая высокая фигура в черном. Какая же… легкая на помине! Лекарка встала. Мира изобразила свой коронный поклон, не выпуская из рук драгоценную корзину с драгоценной же зимовейкой. За спиной ректора маячил вчерашний староста. Улыбался он настолько беззаботно и солнечно, что Мира даже заулыбалась в ответ.
— Распивает вино на крыльце учебного заведения! Да еще и ухмыляется при этом!
Девушка поспешно убрала с лица улыбку, посторонилась, пропуская ворвавшуюся в закуток ректоршу — и, потеряв равновесие, шлепнулась обратно на топчан. Женщина склонилась над баронессой, быстро ее осматривая. Обменялась негромкими словами с лекаркой и выпрямилась, вновь пригвоздив лесовичку взглядом грозовых глаз.
— Следуйте за мной!
Мира кинула тоскливый взгляд на Амариллис — лежит себе спокойнехонько беспамятная, ни забот, ни хлопот! — и поплелась вслед за суровой начальницей. Староста Нортон галантно придержал перед ней занавеску, шепнул, сверкая смеющимися глазами: «О вас будут слагать легенды! Устроить попойку на крыльце Академии!» Мира тихонько вздохнула. А ведь они собирались просто немного перекусить перед обратной дорогой…
За дверями лазарета к ней кинулся Шазр: серые глаза вытаращены, рыжие волосы встопорщены, словно его за них таскали. Мира кинула опасливый взгляд в узкую спину ректорши — может, как раз и оттаскали?
— Как ты, сестра?! Как та девушка, Омар… Амал… с трудным именем?
Это у Амариллис-то трудное, на свое глянь!
— Да уже всё с нами хорошо, — стесненно отозвалась Мира, косясь на торчавшего тут же не столь приятного товарища старосты. Тот обронил без улыбки:
— А я и не знал, что вы родственники!
— Не были вроде, — буркнула девушка, — до сегодняшнего дня.
— Я же говорю, талантливые детишки! — сказал над ее головой Артур. — Всё успевают: и напиться и породниться… Но если вы двое сейчас не успеете за нашей Марго, вам придет полный… конец!
Ой! Мира припустила за удалявшейся ректоршей, на ходу соображая, чем заслужила сегодняшнее неожиданное почетное обращение гнома: неужели честно распитой бутылкой? Или совместным непоступлением? Или тем, что с ходу запомнила его имя? Или… О, понятно!
Она разделила с Шазром дорожную пищу.
Легко делиться тем, чего у тебя в избытке: сытным домашним обедом, купленной в корчме закуской, пиром на весь мир. Но если в трудной дороге с тобой делятся последним… На языке гномов это означает: я тебя всегда поддержу. Я тебе ближе, чем друг. Я — твоя родня.
Надо быть поосторожней, а то она так невзначай еще и какую-нибудь нечисть себе в родственники заполучит!
Ректор ходила по своему кабинету, аки медведица в клетке. Или, вернее, большая черная кошка, может, она в таковую и превращается по ночам? Новички замерли у двери, дыша осторожно и неслышно, исподволь кидали по сторонам любопытные взгляды. Комната была большой, с огромным деревянным столом вишневого цвета, с тяжелыми креслами и стульями вдоль стен, обитых зелеными бархатными панелями. В высокие стрельчатые окна с частой обрешеткой сквозь разноцветную листву девичьего винограда проникал солнечный свет; пылинки парили и сверкали в воздухе. В простенках окон возвышались черные книжные шкафы со стеклянными дверцами. Слева в стене виднелась невысокая темная дверь — личная комната ректорши? Или пыточная для непослушных студентов? В последнее верилось легко — особенно когда женщина остановилась, упершись в стол костяшками пальцев, и вперила в парочку тяжелый взгляд. Промолвила: