Спустя минуту его осенило новое открытие, ломающее строгую линию событий, описанную Терентьевым. Теперь Митеньку переполняло волнение совсем иного рода, нежели несколько минут назад, оно было сродни азарту, которого раньше за ним никогда не замечалось.
Он перешёл в другую часть архива, где располагался письменный стол, а вдоль стены стояли книжные шкафы, забитые альбомами, тетрадями и папками. На столе тоже лежало несколько аккуратно сложенных стопок документов, но Митеньку интересовали не бумаги. Он обшарил взглядом стол, заглянул в ящики и даже наклонился под столешницу. Ожидания оправдались.
Картина преступления вырисовывалась совсем не такая, как предполагал Терентьев. Хотя открытия Митеньки ничего не доказывали, а, главное, не проясняли вопроса с появлением Борэ в архиве, они порождали сомнение в общей гипотезе сыщика.
Убедившись, что более ничего, заслуживающего внимания, на месте преступления ему найти не удастся, молодой человек покинул архив и вернул ключ в ящик отцовского стола.
Митенька пребывал в странном для себя возбуждении. Душа наполнилась каким-то пьянящим предвкушением, какое испытывает, наверное, мореплаватель, впервые вступивший на неизведанную ранее землю. Но разум при этом был ясен и холоден. Мысли выстраивались с математической упорядоченной стройностью, будто бы Митенька доказывал теорему.
Неожиданно для себя Митенька понял, что ему не столько важно, кто, в сущности, окажется убийцей, сколько сам факт установления истины. От осознания такой странности ему даже стало стыдно. Да как же так можно?! Один человек жестоко лишил другого жизни, а ему все равно, кто этот злодей, будто бы задачку из учебника решает. Но потом почему-то вспомнился рыцарь в белых латах на обожаемой картине сэра Бёрн-Джонса. Вот ведь Ланселот искал Грааль не ради того, чтобы найти волшебную реликвию. Ну, право же, не в чаше дело было, но во служении! Не цель, но благородное преодоление. Вот что важно!
Так примирившись со своей совестью, Митенька решил продолжить искать ответы на не дающие ему покоя вопросы.
Следующим местом поиска он определил комнату покойного Григория Дементьевича Борэ. То, что рыться в чужих комнатах по меньшей мере неприлично, Митеньку более не волновало. Какие уж тут могут быть церемонии, когда стоял вопрос установления истины.
В комнате публициста царил резанувший глаз беспорядок. Белецкого на него нет, ни к месту подумалось Митеньке. Найти что-то в этом хаосе представлялось задачей не из простых, да и не знал Митенька, что он, собственно, ищет.
Брезгливо осмотрев раскиданные на туалетном столике личные вещи, заглянув в платяной шкаф и даже в раскрытый, небрежно оставленный на стуле саквояж, Митенька уж было решил, что поиски его тщетны. Ничего, заслуживающего внимания, он не нашёл. И тут обратил внимание на журнал, который торчал из кармана халата, брошенного поверх несмятой постели. То, что, в отличие от остальных вещей, он не валялся на полу или на любых других поверхностях, уже заслуживало внимания.
Митенька осторожно вытащил журнал и развернул. Назывался он «Овод» и представлял собой напечатанный на дешёвой бумаге сборник каких-то статеек. Подобные издания Митеньке приходилось видеть и ранее. Их тайно из рук в руки передавали друг другу гимназисты, пряча от учителей и начальства. Печатались в них политические очерки, обличающие власть, да рассуждения о судьбах человечества. Читать и даже хранить такие издания гимназистам строго-настрого запрещалось, а нарушение было чревато исключением из гимназии с волчьим билетом. В отличие от большинства своих товарищей Митенька ко всякому диссидентскому флёру интереса не проявлял.
Молодой человек полистал журнал, не очень-то рассчитывая найти что-нибудь значащее в этом политическом сумбуре, но вдруг его взгляд зацепился за знакомое имя. Он быстро пробежал статью глазами. Вот оно! Теперь все вставало на свои места. Один животрепещущий вопрос был, кажется, решён. Митенька понял, что привело Борэ в архив в неурочное время.
Теперь оставалось понять, где искать Сёмина. Митенька живо себе представил, как, разгадав и эту загадку, явится перед Терентьевым истинным триумфатором. Впрочем, мысль была недостойная и суетная, потому Митенька её отогнал и уверено направился в комнату Сёмина.
Здесь ему сразу бросилась в глаза книга в пожелтевшем и затертом бумажном переплете, лежавшая на столике подле кровати. На обложке значилось «Описание языческих традиций и ритуалов, собранные доктором Ф.Т. Анищиным во время путешествий в сибирские земли». Кто такой был доктор Ф.Т. Анищин, Митенька не знал, да и вряд ли это имело какое-то значение для его расследования.