Где-то в глубинах подсознания, пускай один из ста, но забрезжил шанс на спасение. Егор начал судорожно соображать: – Его крышка не утонула! Это – Ррраз! Значит, её можно найти. Это – два! Скорее всего, заполучив крышку, «кожан» со своим подельником отвяжутся от него. Это – тррри! И тогда всё снова станет хорошо. Это – четыре, пять, шесть, семь и так далее до бесконечности!
Егор попытался воспроизвести в памяти силуэты зданий отражающихся на воде, которые видел из зарешёченного окошечка, дабы по ним определить его местонахождение. Конкретно, то самое место определить не смог, но убедился, что это стена набережной парка Горького.
– В любом случае – подумал Егор, – этих дырок в стене набережной должно быть не так уж много. Если крышка, каким-то образом, не уплыла вниз по течению, возможно зацепившись за что-то или причалив в какую-нибудь бухточку, есть шанс, что до утра она никуда не денется, если только весь животный мир не состоит друг с другом в сговоре, и какая-нибудь чайка по просьбе крысы, не возьмёт её в клюв и взмыв под облака, не станет, таким образом, водить его за собой по миру. -
Финализировав свои умозаключения пословицей «Утро вечера мудренее», Егор подошел к прогулочной лодке, на три четверти покрытой тентом. Устроившись внутри, он потянул за край полотна и, накрыв полностью лодку, очутился в кромешной темноте. Понемногу согреваясь, Егор начал прокручивать в голове события прошедшего дня, и в тот момент, когда в воспоминаниях начал всплывать образ прекрасной снегурочки на роликах, провалился в глубокий сон.
12
Этой ночью, Дашка, после разговора с матерью, долго ворочалась и никак не могла заснуть. Она почти ничего не знала о своём отце, потому как в их маленькой семье было не принято об этом говорить. Бабушка ничего не рассказывала, наверное, потому, что сама ничего не знала, а мать – наверное, потому, что не хотела.
В детстве, Дашка была обижена на него, за то, что он бросил их, но теперь она готова была драться за него. Не то, чтоб Дашка была сильно набожная, но к верующим людям относилась с сочувствием. Ещё, лет десять назад, когда была маленькой девочкой и начала ходить в школу, подружилась с отцом Тихоном, при весьма, драматических обстоятельствах.
Ближайшая от Климцева школа, находилась в трёх километрах, в посёлке Пронино. Сосед Михаил Иванович, который ещё учил Дашкину мать, так и работал в той самой школе, и каждое утро они с Дашкой, вместе торжественно выезжали из деревни на его стареньком «москвиче», а вот уже обратно её приходилось добираться до дома одной.
Однажды она, что-то не поделила со своей одноклассницей, и пронинские ребятишки решили её проучить. Возвращаясь после занятий, домой, когда она, уже выходила из посёлка, несколько мальчишек и девчонок поджидали её у дороги. На обочине валялись велосипеды. Дашка не испугалась, ни капельки, когда они обступили её, просто ей стало очень обидно, уже тогда она понимала, что так не честно. Светка, та самая одноклассница, подошла к ней, и сильно толкнула её в грудь. Дашка упала в песок и заплакала. Удовлетворённые расправой ребятишки повскакивали на свои велосипеды и с гиканьем, наперегонки, помчались обратно в Пронино, а она, так и осталась сидеть на дороге, размазывая слёзы по чумазому личику, когда услышала голос за спиной:
– Девочка, что случилось? Почему ты плачешь? Тебе больно? –
Дашка вспомнила, что обернулась тогда и увидела старика с бородой, одетого в черную рясу. У него было доброе и умное лицо, и грустные глаза, в которых читалось тревога и сочувствие.
– Нет. Просто форма продралась. Бабушка ругаться будет – ответила она сквозь слёзы и разревелась окончательно.
– Ничего – поднимая маленькую Дашку с земли, проговорил старик – Починим, мы твою форму, так, что бабушка ничего не узнает. –
– А если узнает? –
– Тогда, конечно, придётся всё рассказать. Но всё равно, так она будет ругаться гораздо меньше. Согласна? –
Дашка кивнула, вытирая носик, взяла старика за руку и они пошли в сторону Пронинской церкви, что была тут же неподалёку, рядом с кладбищем.
Отец Тихон жил в маленькой избушке при церкви. Перед тем как, войти внутрь, они подошли к рукомойнику, что висел на стене домика. По очереди умыли лицо и руки, вытерлись полотенцем, что висело рядом.
Когда они вошли в небольшую комнату, миновав сени, старик с поклоном перекрестился на старую тёмную икону в углу, после чего, снял с гвоздя, вбитого в бревенчатую стену, фланелевую клетчатую рубашку и протянул Дашке.