4
– Пират! Пират! Где ты, турок нетуношный? -
Баба Катя, подняла старую миску с черными пятнами отколотой эмали, что валялась перевёрнутой в траве рядом с конурой. Подойдя к бочке, зачерпнула дождевой воды и обмыв внутренность миски рукой, выплеснула в огород. Поставила миску перед входом в конуру и аккуратно вывалила в неё содержимое кастрюли, соскребая остатки со стенок ребром ладони. Подумав несколько секунд, с трудом нагнулась, и докуда могла дотянуться, собрала с травы остатки собачей еды разбросанные вокруг, добавила в миску.
– Войны на тебя нет, окаянный. -
С тех пор как уехала Даша, старая женщина всё чаще стала разговаривать с собакой. Пират, отвечал ей пронзительным взглядом, той глубокой и безграничной тоски, которую можно встретить только в собачьих глазах.
Вечерами сидя на ступеньках крыльца, отдыхая от дневных забот, всё чаще стала вспоминаться бабе Кате её прожитая жизнь, те далёкие события минувших лет, которые, как ей казалось, были забыты навсегда. В такие минуты, старый пёс, улавливая своим собачьим чутьем, настроение хозяйки, подходил и, устраиваясь рядом, клал свою большую чёрную голову ей на колени. Поглаживая собаку за ухом, печально всматривалась баба Катя, за горизонт, туда, где оранжевый диск медленно опускался за кромку леса, расцвечивая янтарём верхушки деревьев, как будто пытаясь укрыть перед сном весь этот лесной океан, пестрым одеялом, сшитым из бронзово-медных и багряных лоскутов.
Так, почти каждый вечер, провожали осенний закат, человек и собака, вздыхая каждый о своём.
В начале июля 1941 года, в соответствии с приказом о всеобщей мобилизации несколько человек из деревни Климцево были призваны в ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии. Среди них Алексей Алексеевич Новосёлов 1918 года рождения. Ранним утром 6 июля, Антонина Новосёлова, держа на руках трёхмесячную Катюшу, провожала мужа на фронт. Перед самым расставанием, сунула в руку Алексею маленькую, иконку Богородицы, что передавалась в роду Антонины по женской линии с незапамятных времён.
– Ты-то как? – пытался отказаться Алексей.
– Ничего. Тебе нужней. Вернёшься с войны и отдашь. –
– Катюшу береги – шепнул Алексей, обнимая жену.
Потом поцеловал дочку и запрыгнул в кузов грузовика, который резко взяв с места, растворился через несколько мгновений в облаке пыли.
Осенью 41-го, Антонина Новосёлова, понимая, что одна с грудным ребёнком вряд ли сможет пережить зиму, приняла предложение соседа Антипа Ермолаевича, перебраться к его сестре в Ярославль.
Ермолаич поведал, что ещё «давеча» имел на этот счёт разговор с сестрой, которая была рада такому соседству, потому как всю жизнь прожила одна, без детей, после того как похоронила своего мужа через полгода после того как вступила в брак. Было это в далёком 25-м году. В Климцеве поговаривали, что его якобы расстреляли, но никто толком не знал, за что и было ли это так на самом деле.
– Так-то и Светланке моей повеселей будет и тебе с дитём полегче – размышлял в слух старик Ермолаич по дороге, отправившись в Ярославль вместе с Антониной в качестве сопровождающего и с оказией навестить сестру. Но, как говорится, из огня да в полымя.
Они прибыли в Ярославль в тот злополучный день, 6 ноября 1941 года, в тот самый момент, когда немецкие Не-111 начали массированную бомбардировку Московского вокзала, сбросив на него почти сотню фугасных бомб. Антонина с Катюшкой погибли на месте, сам Ермолаич был ранен, о чём и поведал жителям Климцева, когда через месяц вернулся домой, прямиком из больницы, в которой пролежал три недели. Рассказывал, что видел собственными глазами, как «бонба» разорвалась прямо под ногами у Антонины, когда они, выскочив из поезда, бежали неизвестно куда – лишь бы подальше от этого адского места.
Как-бы там ни было, но маленькая Катя тогда осталась жива. Когда собирали погибших, и то, что от них осталось, кто-то, среди бетонных, деревянных и железных обломков, наткнулся на маленький свёрток. Предусмотрительная Антонина, ещё в начале пути, догадалась засунуть внутрь пакет с метрикой дочери.
Налёты «Люфтваффе» на стратегические объекты Ярославской области начались ещё в августе, а в октябре происходили почти каждый день. Санитарный состав на станции Козьмино, Игнатово, Сосковец, Пантелеево. Эшелон с детьми из блокадного Ленинграда близ деревни Почесновики, в котором погибли почти все. Но, как ни странно, тогда повезло Костроме.
Рассказывают, что Ольга Чехова – потомок великого писателя, ещё в тридцатые годы, отдыхая в этом старинном русском городке, чуть было не утонула в Волге. Якобы, какой-то молодой парень спас её тогда, но сам не смог выбраться из воды и погиб. Говорят, что во время войны Ольга Чехова находилась в Берлине и «вращалась», как это принято сейчас говорить, в самом высоком обществе третьего рейха, и что она лично попросила, командующего немецкой авиацией Германа Геринга, о том, чтобы не трогали город, в котором она получила свое второе рождение. И он обещал выполнить просьбу, очарованный её красотой. Правда это или нет, – кто знает? Но Кострому не бомбили.