Антонина Егоровна замолчала. Леша с нетерпением ждал, когда она снова заговорит. Теперь он слушал ее очень внимательно. Глядя на внука, бабушка постучала щепотью себе в грудь.
— Ты представляешь, Лешенька… Тут девочка одна живет… примерно твоего возраста… Я ее сама видела: красивая такая девочка, явно дочь интеллигентных родителей… И ты знаешь, какие номера она откалывает? Она может подойти на улице к незнакомому человеку и ни с того ни с сего каким-то особым ударом сбить его с ног. — Антонина Егоровна помолчала еще немножко. — Я понимаю, что это не простое хулиганство, это какая-то ненорма. Может, это у нее психопатия так проявляется, может, она припадкам каким-то подвержена, но я ведь вот к чему все это говорю: эта Оля — так, кажется, ее зовут, — она ведь ничуть не хуже других, которые здесь живут. Они все тут почти на одно лицо. Тут еще есть какой-то… то ли он приехал уже, то ли вот-вот приедет… так он недавно из колонии для этих… как их называют?
— Для несовершеннолетних? — подсказал Леша.
— Что-то вроде этого. Не помню точно. Но ведь, Леша, ты же сам понимаешь, что в такие места за просто так не направляют, это значит, что подросток серьезное преступление совершил, вплоть до грабежа, а может быть, вплоть до убийства даже.
Леша опять вскипел.
— Бабушка! Ну к чему ты мне все это говоришь?! Как будто я маленький или недоумок какой-то… Словом, совсем не разбираюсь в таких вещах!..
Антонина Егоровна протянула руку ближе к Леше и постучала пальцем по столу.
— Леша, ты не раздражайся, а выслушай меня. Я ведь это к чему говорю? Не может этого быть, чтобы в таком большом доме не оказалось порядочных детей. Большинство ребят сейчас на даче, в лагере, в походах каких-то… Это чистая случайность, что в доме сейчас собрались одни подонки. Вот я тебе и советую: уезжай ты завтра же в Голявино, а осенью съедется нормальная молодежь, и у тебя будет с кем общаться, с кем дружбу завести.
Антонина Егоровна опять умолкла. Молчал и Леша. Он понимал, что ему глупо оставаться здесь, пока его соседями по двору будут лишь нравственные уроды. И он бы согласился с бабушкой и уехал, если бы Антонина Егоровна не закончила свою речь такими словами:
— И мало того, Леша: тебе просто небезопасно будет оставаться одному среди этих молодых негодяев. Ты вот представь себе: пристанет к тебе этот… который из колонии… Ну… ну вот что ты станешь делать?!
Леша резко поднялся. Весь тяжелый разговор с отцом вспыхнул в его памяти, и он понял, что если последует наставлению бабушки, то снова окажется трусом.
— Баба Тоня! — сказал он громко. — Никуда я не уеду.
Антонина Егоровна долго во все глаза смотрела на внука после этого его заявления. Она не привыкла к такой категоричности.
— Леша… Лешенька! Это… это как же?
— А вот так! Не боюсь я никаких твоих подонков, психопатов, хулиганов, и этих… которые из колонии вернулись. Я остаюсь здесь.
— Леша! — повысила было голос Антонина Егоровна.
— Бабушка! — ответил Леша. — Давай кончим этот разговор. Спокойной ночи! Я спать хочу.
Он и в самом деле быстро улегся и потушил в своей комнате свет, чтобы Антонина Егоровна больше не донимала его, но спать, конечно, не мог. Зачем он так определенно заявил бабушке, что обязательно останется? Он мог бы сказать, что ничуть не боится здешних хулиганов, но ему просто не хочется торчать в душном городе, когда стоит такая чудесная августовская погода. А теперь? Если он завтра скажет бабушке, что согласен уехать, она поймет, что он вечером просто хорохорился перед ней, а на самом деле боится оставаться в этом доме. Бабушка еще вздумает написать отцу об обстановке, которая сложилась здесь, и о том, что ей удалось уговорить Лешу отбыть на дачу раньше намеченного срока, и отцу сразу станет ясно, что его сын опять струсил. Тут Лешу охватывала злость на самого себя от сознания, что он действительно трусит, и он твердо решил остаться, а там будь что будет, пусть он даже погибнет, но погибнет настоящим человеком. А через минуту он отчетливо представлял себе, как к нему подходит тот… который из колонии вернулся, приставляет нож к животу и тихо говорит: «Снимай часы!» Ну вот что он тогда будет делать, что?!
Заснул Леша поздно, а проснулся рано все с той же проклятой мыслью: уезжать или оставаться? И вдруг он вспомнил, как отец говорил, что большинство хулиганов — сами трусы, что перед человеком агрессивным они хвост подожмут. И пришли ему на память еще такие слова отца: «Лешка! А ты помнишь, какой у тебя артистический талант? Помнишь, как ты здорово Волка из «Ну, погоди!» изображал?»